Дневник. Глава 1. Запрет (Ненависть.)
Денис Виленкин о фильмах “Донбасс” Сергея Лозницы и “Подруга” (Rafiki).
Морской воздух настигает нос, но так же быстро смешивается с запахом фритюра и печатной прессы. Бежишь, несёшься на показ. Предлагают Variety, спасибо. Что-то забываешь взять, что-то забываешь обдумать, раскладывая пасьянсы расписания. Идти вроде недолго, тут увернёшься, здесь экскузе муа , но вот поворачиваешь голову, маленькая девочка аккуратно ступает по песку к синей полоске моря. Это нестерпимое желание остановиться и подождать развития событий, подумать о насущном, сталкивается с постоянным желанием успеть. И делаешь выбор, выбор не поводу Ниццы, а выбор по поводу кино. Не должен смотреть по сторонам, на витрины, опускающиеся тенями на страждущих до билетов людей, пальмы. Даешь себе запрет, спеша на фильм про бессмысленность запретов, «Лето» Кирилла Серебренникова. В Канне вообще запретов не держат. Ларс фон Триер возвращается после неосторожных слов спустя семь осторожных лет. Кенийские девушки демонстрируют гососексуальные чувства, невзирая на запреты в фильме «Рафики», что означает «Подруга».
Другой фильм, показ которого сложно представить в кинотеатре России вне фестиваля в нынешней политической ситуации – «Донбасс» Лозницы. Запрет здесь падает и перед ним. Лознице в принципе очень важны обобщения, и чем грубее и кондовее, тем вероятно понятнее фестивальному зрителю. За два года Лозница привёз фильмы, где братские страны насилуют и женят, насилуют Россию, при том, насилуют омоновцы, женят Новороссию, но женят не на России, а на человеке по фамилии Яичница. Грубо говоря, на субпродукте, вторично воспроизведенном из прежнего. На останках Украины? Акт их слияния – не насильственный, а вполне добровольный, невеста радуется, жених угорает над клятвами. Пир в аду. Новобрачных поздравляют разные военные чины, командиры взводов с кодовыми именами, не то живые, не то уже мертвые. Мотороллы и Дровосеки смешиваются в одном густом «сне». Сне о темном славянском мире. Надоело. Коррупция расписывается в беспомощности перед организацией доставки святых мощей, баба депутата силится вывезти свою мать из «бомжатника», где той хорошо с другими обездоленными, на немецкого журналиста и отряд ополченцев попадают снаряды, смерть вихрем кружит в этом лозницевском мире перманентного полёта пули. Ненависть заполоняет поры кадра, но это не ненависть жителей ДНР к пойманному «добровольцу карательных бригад», их ненависть это орудие толпы, тычки палкой в живот, натаскивания молодых животных на старика обмотанного скотчем. Бейте фашиста! Ненависть это инструмент Лозницы в прорисовке его контурной карты, где среди уродов невозможно заметить людей, они потерялись к клубах дыма от костра, разгоревшегося на месте вечного огня. Ненависть как способ реализации идей по собирательной политологии, не ксенофобского толка, нет, это ненависть не людям, а к ситуации, где людей не осталось. Есть новостной мир с подсадными очевидцами и героями сводок, распылителями информационных войн. И его Лозница зачем-то представляет как настоящий. Настоящего, конечно, не остаётся.
В «Подруге» информационная реальность обрушивается защитой детей, которую обеспечивают родители, придерживающиеся коренных африканских верований. Им нельзя быть вместе. Нельзя. Но в фильме ненависти нет, только раскатистый смех сквозь колоритную щель в зубах. Насмешка над странными девицами, даже содовую не допили, что за курицы. Но ненависть сквозит в формулировке – «за нормализацию гомосексуальности в Кении» и «вовлечение молодых людей в лесбийские отношения». Запрет. Выхожу на Круазетт, люди в костюмах стоят на премьеру «Зимней войны» Павликовски, а из колонки чуть поодаль, не над атласной дорожкой, сбоку, льётся музыка к фильму «Подруга», красивое переплетение попа с этносом. Музыкальный узор. Канны приняли «Подругу», как родную дочь. На ее волосах появились фенечки. Прямо сейчас и здесь праздник этих кенийских девочек, их чествование. Мир тебе блэксиста, мир без ненависти.
