Ярость (Fury), 2014, Дэвид Эйр, рецензия
Игорь Нестеров сравнивает “Ярость” Эйра со “Сталинградом” Бондарчука, вспоминая Расторгуева, Корнелюка и группу “Жуки”
Заключительный акт эпической трагедии «Вторая мировая» на европейском театре боевых действий в самом разгаре. Окруженный фюрер, как загнанный в пещеру вервольф, бьётся до последней капли крови и маниакально насылает на наступающих союзников эшелоны одержимых эсэсовцев и оравы шальных детей из Гитлерюгенда. Западный фронт — один сплошной погост из человеческих и оружейных останков, где плутают конные фрицы и блуждают одинокие тигры «T-6», разрывающие хлипкие американские шерманы, точно консервные банки с тушёнкой то ли от безысходности, то ли из спортивного интереса. Бравое танкистское братство несёт тяжёлые потери, силы на исходе, нервы на пределе, и в этих обстоятельствах героическому экипажу машины боевой по прозвищу «Фьюри» экстренно понадобился стрелок-радист взамен погибшего товарища.
Состав экипажа собран по принципу единства и борьбы противоположностей: латинос, деревенщина, проповедник и батяня-комвзвод, который щедро раздаривает младшим по званию пинки под зад, но сердце не прячет за спины ребят. Для полноты контраста не хватает афроамериканца, но сегрегация в армии союзников — факт исторический, и чтобы его оспаривать, нужно обладать завидной творческой наглостью. В отсутствии последней кроется, пожалуй, главная проблема пушечно-пулемётного боевика Дэвида Эйра. Батальная кинооткрытка «Ярость» боязливо остерегается оседлать старушку-историю и устроить грандиозный мастер-класс по эквилибристике на манер Квентина Тарантино. Рушить шаблоны, бороться с жанровыми трюизмами или обходить грабли, на которые частенько натыкаются постановщики, взвалившие на себя экранизацию боевых подвигов янки, очевидно, не входило в планы съёмочной бригады.
Батальная кинооткрытка «Ярость» боязливо остерегается оседлать старушку-историю и устроить грандиозный мастер-класс по эквилибристике на манер Квентина Тарантино
Вторая мировая война глазами режиссёра Дэвида Эйра — гигантский полигон для состязаний бронированной техники в огневой мощи и тактической маневренности, а значит, годная забава для всех, кто ностальгирует песочницей или войнушками. В придании картине должной степени зрелищности чувствуется немалый вклад отечественного оператора Романа Васьянова, который изумительно ловко схватывает все самые сочные детали сражений, демонстрируя их без длинных кадров, стилевых ляпов и дрожи в руках. Однако любое сценарное поползновение сделать шаг от боевика к драме оборачивается досужими, предельно банальными рассуждениями о смерти, о любви, о долге, о солдатском содружестве в самой казённой, нелепой и до жути облезлой сюжетной упаковке.
Пресловутая патриотическая патетика хоть и сдерживается на первых порах, но уже очень вскоре начинает фонтанировать во все стороны — в шумных и, одновременно, бесцветных диалогах, в излишне трепетных и оттого фальшивых взаимоотношениях между застенчивыми фройляйн и заокеанскими воинами-освободителями. Так уж, по-видимому, сложилось в американской кинематографической традиции от Стэнли Крамера до Стивена Спилберга, что почётная миссия союзников на европейских землях чиста, светла и прозрачна, поэтому способна породить, в первую очередь, груду ядрёного пафоса без намёка на самоиронию или самокритику. В этом отношении Вьетнам оставил куда более глубокий интеллектуальный след и искренний отклик в западном кино. Коренное отличие ленты Дэвида Эйра от фильмов своих старших собратьев по ремеслу состоит в необыкновенном пренебрежении ко всему человеческому в пользу помпезного парада военной техники под звуки церковных напевов, которые до боли напоминают сочинения Игоря Корнелюка к сериалу «Мастер и Маргарита» и кажутся более чем не подобающими случаю. Львиная доля вины в том, что за сотнями фунтов стальной брони и сполохами взрывов зачастую невозможно разглядеть реалистичных солдатских типажей, лежит на актёрском составе.
Брэдпитовский командир, выпрыгивающий из башни танка на ошарашенных офицеров Рейха, словно индеец-апачи из-за кактуса, довольно очевидное и довольно бессовестное заимствование образа из «Бесславных ублюдков». Джон Бернтал, который выглядел чертовски органично и чертовски обаятельно в «Ходячих мертвецах», откровенно переигрывает, строя из себя почти карикатурного реднека. Майкл Пенья не заметен, впрочем, как и всегда. Когда смотришь на Шайю ЛаБафа со словом божьим наперевес и библией за пазухой, с языка невольно срывается: какой ты, нафиг, танкист? Справедливости ради, отметим, что в одной крошечной и почти невидимой роли засветился начинающий актёр со знакомой фамилией Скотт Иствуд, а это значит, что зря мы так гневно ругаем российское кино за кумовство и семейственность. Именно династическая преемственность вкупе с преемственностью творческой, а так же буйным желанием вознести до небес славные страницы прошлого своей державы роднит в последнее время наш киномейнстрим с голливудским. В этом, быть может, и не было бы ничего предосудительного, когда б на выходе не образовывалось такое дикое количество художественного шлака с претензией на широкое зрительское признание. И если в количестве звёздных родственников «Ярость» значительно уступает «Сталинграду», то по части клишированности и вторичности сюжета детище Дэвида Эйра оказывается далеко за пределами досягаемости.
