«Поселок», 1997
«Городок» Нури Бельге Джейлана встречает колченогого пропойцу смешавшейся с тонким покрывалом снега грязью, да усталыми взглядами бездомных дворняг. Под хохот детворы путник растягивается на заранее подготовленной ледянке, но, подобно платоновскому Юшке, лишь смотрит на своих обидчиков с улыбкой, не то блаженной, а не то идиотской. И в этом вся суть дебюта турецкого режиссера — мы тут живем вообще-то по-скотски, но это наш дом и в эту грязь нас однажды зароют. Вся лента по сути является демонстрацией быта под аккомпанемент то высокопарных выдержек из школьных учебников, то семейных разговоров у костра. И Джейлану стоит отдать должное, он не зацикливается на чернухе, смешивая сцены так, что за облепившими ослиное глазное яблоко мухами в кадре непременно окажется журчащий ручей, а вопли попавших под ярмарочную разделку овец сменятся гамом мирно отдыхающей толпы. Потому если на первый взгляд и кажется, что «Городок» — это «Сатанинское танго» в малой форме, то с каждой минутой экранного времени подобные ассоциации неизбежно уходят, лишь черно-белая пленка остается единственным сходством. И дело даже не в том, что фильм турка мог быть куда более натуралистичен. Городок то место, куда людям действительно хочется вернуться и ворваться, просто потому, что всевышний не нашел для них другого места на земле. Джейлан любит своих героев той бескорыстной отеческой любовью, что позволяет ему найти светлые стороны даже в душе дармоеда и повесы. Богом забытое поселение — это, конечно же, страна в миниатюре, и как бы далеко от дома ты не находился, умирать тебя потянет на родное поле, где бегал босым по холодной росе.
Все же это первая проба пера — до «Городка» режиссер не снимал полнометражных фильмов. И если внимательно присмотреться, отвлечься от детальных кадров, словно оживших со страниц лапинской «Фотографии как», то можно увидеть достаточно прямолинейный и практически лишенный метафор киноязык. Ведь если камера задерживается на крупном плане одной из учениц школы дольше, чем на других детях, то учитель непременно обратится к ней через пару минут. А стоит девочке рассказать младшему брату о беспомощности перевернутых верх брюхом черепах, как уже точно знаешь, что именно такую участь мальчишка уготовит животному. Даже финальная сцена напрашивается сама собой еще за четверть часа до конца фильма, совершенно отчетливо вырисовывается в едва заметной дымке костра, собравшего уставшее после долгого дня семейства. Джейлан слишком явно расставляет акценты, но вряд ли его это смущает, ведь в «Городке» сюжет выглядит рудиментом — это просто нарезка из жизни отдельных людей. А долгая и перегруженная отстраненными диалогами, сцена ночных посиделок вновь наталкивает на мысли о евклидовых пространствах. Джейлан сквозь свою ленту тащит одну простую мысль — большая страна подобна пчелиным сотам, состоящим из ячеек, различия между которыми видны лишь если хорошо приглядеться. Бесхребетный бездельник без денег, старый работяга, вернувшийся в родное захолустье интеллигент, добрая и малограмотная старушка — конфликты интересов совершенно непохожих людей не перетекают в ссору, пока все осознают кровное родство. В какой-то момент разговор у костра занимает все оставшееся пространство фильма, а герои все дальше уходят в своих рассуждениях от бытовухи, обсуждают историю, религию и смерть, а упираются чуть ли не в метафизику. Джейлан же совершенно неожиданно и вполне ожидаемо бросает их там же, где до этого встретил… в родном городе, за самыми рядовыми занятиями.
