Банда аутсайдеров
Холодный фронт, 2015, Роман Волобуев
Анна Дедова о дебютном фильме Романа Волобуева
Молодая пара Илья и Саша нехотя проводят зиму где-то в Нормандии, усиленно стараясь не выйти из образа российской богемствующей интеллектуальной элиты. Он медленно проедает деньги из гранта на исследование ненаписанных книг и пишет сценарии для ТВ-шоу, она творит на чердаке образчики современного искусства, создавая жуткие видео-инсталляции. Герои ругаются так же нехотя, как и любят, после чего Саша отправляется в Париж, чтобы ее скука увидела его и умерла, а Илья проводит вечер в местном обезлюдевшем городишке, где неожиданно встречает заблудившуюся путешественницу с российскими корнями, представившуюся так же Сашей. Приютив путешественницу и проведя с ней ночь, на утро Илья неожиданно обнаруживает девицу на пассажирском сидении авто своей постоянной возлюбленной. Новая Саша оказывается ее университетской подругой, а по совместительству еще бисексуалкой и Машей. Решив встретить вместе Новый год, троица и не предполагала, какой вулкан страстей может быть ими разбужен. Правильный ответ – никакой, ведь российская богемствующая интеллектуальная элита слишком декадентствующа for this shit. Так Роман Волобуев решил пойти по стопам представителей французской «новой волны» и переквалифицироваться из кинокритика в режиссера-постановщика.
“Холодный фронт”, рецензия
Пожалуй, именно профессия, прокачивающая навыки разглядывания соринки в чужом глазу, позволила Волобуеву избежать главных ошибок современной отечественной кинематографии – бездарной аудиовизуальной составляющей на фоне провинциальных мелодраматичных или чернушных сюжетов. Он вырывает героев из общественно значимого для страны контекста и помещает в пространство, присущее сугубо европейскому кино в духе Франсуа Озона, оставляя настроенческие нотки загадочной русской души, мутировавшей донельзя в XXI веке. Но сама собой разумеющаяся насмотренность режиссера обеспечивает противоречивую наджанровость «Холодного фронта». Волобуев, благодаря прошлому рабочему опыту, безошибочно определяет особенности тех или иных кинониш, но проводит их сквозь сюжетную линию дебюта исключительно пунктиром. Поэтому с одной стороны нагнетание межличностного саспенса без разрядки и использование в идейной составляющей причуд магического реализма обогащает «Холодный фронт» возможностью различных трактовок, а с другой стороны представляется своего рода позерством в духе «смотрите, что я знаю». При этом надо отдать должное Волобуеву, которому хватает смелости иронизировать по поводу самого себя, сводя в итоге мистическую сторону картины к паршивой овце, а двойственное взаимное поглощение героинь – к тривиальной дележке мужика. Нарочитая или случайно получившаяся небрежность и недосказанность картины неожиданно удачно коррелирует с выбранной утомленной манерой съемок. Усталым разборкам героев вторит постоянный бессмысленный радиошум напополам с мешающими коммуникации звуками волн, внутреннее одиночество синонимизируется с опустевшим вне отпускного сезона городом, а мелькающие в диалогах склонности к сексуальным экспериментам стыдливо уходят в затемнение в кульминационный момент.
Отказавшись от каких бы то ни было программных высказываний, режиссер как раз этим и напомнил мировоззрение совсем новых «новых русских», которые могут позволить себе иметь якобы богатый внутренний мир и ни гроша в кармане, выбирать между питерской слякотью или французской зимой и посвятить себя саморазвитию, на самом деле беззастенчиво деградируя.
Пожалуй, из-за этой измученности персонажей картину Волобуева вполне можно признать манифестом целого среза российского поколения. Отказавшись от каких бы то ни было программных высказываний, режиссер как раз этим и напомнил мировоззрение совсем новых «новых русских», которые могут позволить себе иметь якобы богатый внутренний мир и ни гроша в кармане, выбирать между питерской слякотью или французской зимой и посвятить себя саморазвитию, на самом деле беззастенчиво деградируя. Несмотря на активно формируемую у самих себя антибуржуазность, герои Волобуева погрязли в ее же мелочной разновидности, той самой, что боится признаться в своей ограниченности самой себе, тщательно скрывая рабоче-крестьянское происхождение за биеннале и модным набором заимствованных фраз. Поэтому вторжение героини Маши в ворованной шубе из мексиканского тушкана для вымирающего мирка центральных персонажей сродни появлению в их финансовой жизни евро за 100 рублей. Бодрит, однако!
