Terra incognita: “Город мечты” Йоханнеса Шаафа

По ту сторону воображения

Артур Сумароков рассказывает об экранизации романа Альфреда Кубина

Знаменитый австрийский художник Альфред Кубин в единственном своём романе “Другая сторона”, имеющем отчасти и автобиографический характер, предпринял попытку проникнуть по ту сторону человеческого воображения и вдохновения, в иррациональное бытие своего alter ego Флориана Занда. Для героя “город мечты” Траумштадт становится как местом силы, так и воплощённой моделью абсолютной деструкции всего и вся. Городом, в котором мечты сбываются (и это, пожалуй, худшее что может случится).

Немецкий режиссёр Йоханнес Шааф, взявшись за экранизацию романа Альфреда Кубина, постарался быть максимально близким к многослойному произведению, насыщенному визуальной и текстуальной фактурой. Оттого говорить о какой-либо внятности сюжетной линии в отношении картины Шаафа едва ли возможно. Книга Кубина, имеющая к тому же оригинальные авторские иллюстрации, во многом сковывает возможности кинематографического воплощения; образный язык кино лишь ненамного приближается к вязкой палитре литературного текста. Тем не менее, Шааф стремится к тщательному воссозданию описанной автором потусторонней реальности, куда можно попасть лишь по тайному приглашению. Туда можно зайти, но возможно ли выйти?! Ведь каждый день пребывания Флориана Занда с женой в Траумштадте чреват психосоматическими травмами и ломкой сознания от познания изнутри этого таинственного города, застрявшего в междумирье Востока и Запада, сна и реальности, жизни и смерти, а также рая и ада.

Кадр из фильма “Город мечты” Йоханнеса Шаафа

Траумштадт в фильме предстаёт местом загадочным и опасным, ввиду своей очевидной непредсказуемости. Понять, кто есть кто на самом деле, что вокруг происходит и почему происходит именно так, а не иначе, не стоит пытаться. За ширмой яркого, балаганного, практически театрального дивертисмента таится ощущение омерзительного опустошения, депривации личности, (бес)сознательного выхода вовне привычных рамок. Рай слишком быстро становится адом, художник оказывается поглощённым собственными картинами, творчество перестаёт быть созидательной силой, творение бунтует против своего творца, лишая его всякого права на контроль окружающего мира. Бог перестаёт быть богом.

Следуя сюрреалистической логике книги, Шааф погружает зрителя в экзистенцию, плоть от плоти творческих поисков как таковых. Занд в Траумштадте на время обретает гармонию с собой и внешним миром, ибо ландшафт города отражает его истинную сущность как творца. Но в то же время город как живой организм, сам являющийся творцом, способен подавить, выдавить до остатка любого, кто проживает в нем, сжать целую жизнь в краткий миг. И этого мига вполне достаточно, чтобы прикоснуться к истине за стеной сна.

Немецкий режиссёр Йоханнес Шааф, взявшись за экранизацию романа Альфреда Кубина, постарался быть максимально близким к многослойному произведению, насыщенному визуальной и текстуальной фактурой

Шааф экранизирует чужие сны так, будто эти сны являются его персональной рефлексией, а выморочное состояние главного героя, попавшего в эдем для богемы, рифмуется с внутренним миром каждого творческого человека, ищущего способы самовыражения. Драматический конфликт выглядит второстепенным элементом, поскольку все акценты смещены в сторону постепенного выпадения героев из их традиционного миропорядка. Хаос Траумштадта страшен тем, что герои не могут его себе подчинить, и, ведомые хтонической силой этой Шамбалы на стыке времён, они становятся так или иначе заложниками – собственного воображения и города, что подарил им свои кошмарные сны. Сны бессмертия.