///Итоги: 10 худших фильмов 2017 года по версии Антона Фомочкина

Итоги: 10 худших фильмов 2017 года по версии Антона Фомочкина

Худшие картины прошлого года по мнению Антона Фомочкина

10. «Легенда о Коловрате»

 

Про задники “Коловрата” можно рассказывать страшилки. В компьютерном-компьютерном городе, в компьютерной-компьютерной избе жил неотесанный Ванька, олицетворяющий героя. Он падал, но поднимался. И Серебряковы, распятые на канатах, изрешеченные стрелами в глазах. Или анекдот. Шел компьютерный медведь по снежному лесу, увидел татаро-монгольское иго, сел на него и не сгорел, потому что зима. О “Коловрате” можно говорить, что угодно, при любом раскладе это не будет касаться фильма. Потому что и фильма нет, есть набор косплей-сценок, где ряженые очень смешно разговаривают, совершают уморительные действия и источают духовность и патриотизм. Наверное, таких “300 спартанцев” мы и заслуживаем. Какие-то сценарные блоки, напоминающие сюжет, выстроены прямо-таки по лекалам. Только там, где у Снайдера красиво, у Файзиева сусально, и макияж у Хана смешной.

9. «Красавица и чудовище»

 

Это примерно то же, что и “Коловрат”, только очень дорого, богато, и песенки есть. Такой же миф, разве что попкультурный, нелепо преобразованный в художественное кино. Этот странный тренд поднимать все скрепы детства из золотой коллекции “Диснея” нам всем еще аукнется в будущем. Доберутся и до святого. Здесь все, подобно полированному золотому подсвечнику: блестит, сверкает. Удивительно раздражающе приторно, лишено авторского почерка (даже в “Золушке” у Браны была ровно минута авторского кино). Переосмысление не привносит в эту историю ничего, кроме того, что помощник Гастона был геем. Самое бесполезное времяпрепровождение на два часа, особенно в рамках эскапизма. Тот случай, когда реальность, в которую убегаешь – менее привлекательна, чем окружающая.

8. «Квадрат»

 

Эстлунд старается анализировать общее европейское состояние по палате, но для того, чтобы созидать, его метод высказывания слишком избыточен выхолощенным юмором, зачастую базирующимся на неврозах. Оттого и не смешно, и быть открытым к восприятию серьезно не получается. Симптом проявлялся еще на “Форс-мажоре”, но там масштаба было меньше, и играть на поле супружеских взаимоотношений заметно проще. В общем-то, что там получалась курортная комедия, что здесь высоколобая сатира не сильно качественней, чем любая другая рядовая скандинавская комедия. Трагедия мудацкого “белого человека” в загибающейся Европе, где беженцы-бомжи просят конкретный бутерброд с изысками – показушная беззубая карикатура на злобу дня. А как ирония над современным искусством – это добиблейский бородатый анекдот про уборщицу, принявшую экспонат за мусор.

7. «Жанетт: Детство Жанны д’Арк»

Полая плоскость духовных исканий вынуждает Жанну топтаться на месте вплоть до сожжения оной в перспективном будущем. Могло бы сойти за высказывание, но вся риторика сводится к вечному колыханию длинных лохм Жанны и монашек под гитарные рифы. В картине Дюмона ощущение экранного времени максимально приближено к многолетней каторге, свершившейся в литургической дреме. Смешение форм и культур (Дюмон также использует хип-хоп) на словах звучит примечательно, на деле не значит вообще ничего, ни для трансформации образа Жанны, ни для какого-либо развития киноязыка. Это даже не рок-опера, скорее гитарная пасторальная оперетта, в обстановке зеленых лугов. Не сакральный трип, а хождение по мукам, где на костре сгорает зритель по ту сторону экрана. Расшаркивания перед Дрейером в этом контексте выглядят совсем издевкой.

6. «Жанр»

 

Танки нарезают круги. Пластиковые, миниатюрные. Связка “образ + событие”. Доходчиво, ребятам о зверятах. Игрушечная бронетехника — единственная возможность уцепиться за момент времени и вывести найденные пленки из категории интересных узкому кругу последователей или поклонников Юхананова. Козинский насильно насыщает исходный материал голосовыми новостными сводками, лебединым озером, отчего возникает разлад. Причастность происходящего фиктивно связана с информацией из вступительного титра. Если цель в фиксации (а будь интерес здесь сугубо в перфомансистском акте – не было бы контекста), то на пленке остаются игрища в подвале. Дух времени — в хронике, запечатлевшей все, что происходит наверху, за стенами обозначаемого театрального пространства, а значит, и не в фильме Козинского. Как документ он испорчен формой и ярлыком высказывания. Кино ли это? Нет. Видеофильм? Скорее, просто видео. Даже на ассоциативной ниве проект Козинского лишен стержня, он не создает из сценок смысловой ряд, как и сами сценки в отрыве, крайне условное отношение имеют к нарративу и сами по себе не представляют художественной ценности кроме как для зрителей, продолжающихся по той же методе театральных акций в Электротеатре.

5. «мама!»

 

Как обычно, Даррен силится объять необъятное. Тут и экранизации заветов, и миф о творчестве, и ситком про то, что гости неудачно зашли, не постучавшись. Это все было бы весело, не будь опыт просмотра “мамы!” катастрофически невыносимым. Автору и не нужен зритель, собеседник, он на манер своего же “Фонтана” продолжает размышлять о жизни. Существенно в дискурс ничего не привнося, но это было понятно еще в момент выхода “Ноя”… Чтобы хаос выглядел страшным, – отклонения должны сбоить из реальности. Обстановка в доме здесь подобна “Оазису” из последнего Спилберга, карикатурные и мультяшные людишки собираются в рой и гнездятся, выламывая все на пути. Паства, что с них взять.

4. «Убийство священного оленя»

 

Лантимос замахнулся на визуализацию рока, получается едва ли, кровь из глаз, физическая немощность, перверсии вторым планом. Это набор из пройденного. Микс из Ханеке и плохого дешевого слешера. Тщетные попытки добиться того же шок-эффекта для фестивальной публики, что был некогда с “Клыком”. Остается апеллировать к корням, проговаривать трижды, что в основе миф об “Ифигении” (до такой степени, что сочинение на тему пишет дочь главного героя). Но самое пагубное, что, судя по интервью, режиссер все это воспринимает с изрядной долей юмора. И за массивом вычурной художественности – взгляд автора стал заметно стерильным, пробивается каркас, позволяющий вычислить, что же задумано в дальнейшем. В этом он приблизился к античной литературе, в предсказуемости ходов.

3. «След зверя»

 

Агнешка Холланд, как и многие уважаемые европейские деятели на старости стала немного планомерно открывать Америку. Не в отношении влияния традиций, нет, а просто проговаривать дидактическим тоном очевидные вещи на камеру, взывая к человеческому в зрителе. Человеческое в зрителе, может, и есть. А вот сил терпеть вялотекущий и очевидный детективный сюжет – нет. Поэтика? Скорее, пошлость и морализаторство, свойственное пожилым представителям польской киношколы в подобном возрасте. Покойный пан Вайда за год до того снял тоже довольно пошлый художественно свой последний фильм, но он был искренен. Пани Агнешка сделала картину, в которой проблемно проявить эмпатию к кому-либо. Ладно, было бы оно так, но и других достоинств там нет – карикатурные охотники и натужная зеленая пропаганда.

2. «Теснота»

 

Давайте отбросим очевидные вещи: Балагов не умеет разводить мизансцену, не умеет работать с актерами (Жовнер, вероятно, из тех, кто может все и сама), не держит ритм, слабо умеет в цветовую драматургию. Это ученическое, крайне слабое кино, говорящее догмами. У Звягинцева в “Нелюбви” все жили в нелюбви. У Балагова в “Тесноте” очень тесно. И вообще, семья превыше всего. Базовая вещь в неприятии этого фильма аморальна и бесчеловечна. Посередине, между дискотекой из Булановой и “Мамой Азией” есть реальное снафф-видео, которое всячески смакуется и дается без купюр. Реальная смерть становится частью художественного ряда, методом вовлечения зрителя в картину. Это, в общем-то, мягко говоря, отвратительно. Не переснятый кусок специально для фильма, а какая-то случайная реальная запись, с настоящим человеком на ней. Отвратительно, как единственная вещь, которая “обеспечивает” дух времени.

1. «Собака»

 

Дело даже не в табу. В юморе не должно быть табу. Французский респектабельный буржуа Беншетри работает с этой историей таким образом, что у любого нормального человека она должна вызвать вкусовое раздражение. Это довольно жалкая попытка снять кино на территории, которую уже много лет осваивают греки, – человеческие перверсии и низменные трансформации характера в нечто звериное. Тут и подчинение, и специфический стабильно несмешной юмор про собак, похожих на Гилтера, фуры, их сбивающие, и прочее-прочее. Но самое главное – то, насколько эта концепция сдувается к середине и автору просто приходится тянуть на себе эту лямку, дожимая ее до финала. Греков всегда был смысл ругать, но даже Лантимос подобные концепты обычно силился сделать чуть изобретательнее, чем они есть.

Telegram
Хронология: 2010-е 2017 | Сюжеты: Итоги 2017 года |
Автор: |2019-01-05T15:43:59+03:0030 Август, 2018, 19:03|Рубрики: Итоги, Статьи|
Антон Фомочкин
Киновед от надпочечников до гипоталамуса. Завтракает под Триера, обедает Тыквером, перед сном принимает Кубрика, а ночью наблюдает Келли. Суров: смотрит кино целыми фильмографиями. Спит на рулонах пленки, а стен в квартире не видно из-за коллекции автографов. Критикует резче Тарантино и мощнее, чем Халк бьет кулаком.
Сайт использует куки и сторонние сервисы. Если вы продолжите чтение, мы будем считать, что вас это устраивает Ok