Лес любви (Ainaki Mori de Sakebe), 2019, Сион Соно
Эрик Шургот – о фильме Сиона Соно, снятом для Netflix
«Когда ты снимаешь кино, то можешь безнаказанно убивать» – с такими словами обращается в пустом ресторане к смущенному официанту, представившийся сценаристом Дзю Мурата – сомнительной репутации человек, как позже выяснится, проживающий авантюру за авантюрой в гедонистском угаре. Но прежде чем знакомить зрителя с этим колоритным мужчиной поближе, Сион Соно расскажет предысторию, в которой троица молодых шалопаев (Джей, Фуками и Шин), мечтающих снять большое кино для фестиваля, выслушает другую предысторию, в которой любовный треугольник между школьницами образуется на фоне лесбийской театральной постановки по мотивам «Ромео и Джульетты». Таэко – постановщик, Мицуко – Джульетта, а имя Айко улетучивается с нежных девичьих губ, словно испарившаяся утренняя роса. Теперь она навсегда просто Ромео, раздавленный колесами о мокрый асфальт, из-за чего её влюбленные подруги живут с непроходящим ПТСР – искалечившаяся в попытке суицида, Таэко пообещала себе стать шлюхой, мучимая тиранией консервативных родителей, Мицуко затворницей живет в собственной комнате и мастурбирует на фото Ромео. Вскоре выясняется, что судьбы обоих девушек, помимо школьной любви, связаны еще и с именем Дзю Мураты – обольстителя и мошенника с изощренной фантазией, буквально коллекционирующего разбитые женские сердца. Вдохновленные образом учтивого негодяя, начинающие кинематографисты решают снять о нем фильм, но постепенно оказываются на грани безумия, в которую Мурата их планомерно погружает. А где-то фоном, из новостных сводок, упоминается о серийном убийце, охотящимся на женщин и якобы ставшим источником вдохновения для этой истории.
Кадр из фильма “Лес любви”
Уже одна только завязка сюжета может вызвать у зрителя неподготовленного головокружение, тогда как поклонники Сиона Соно с особым трепетом ждали «Лес любви», уповая на полную творческую свободу, даруемую постановщикам платформой Netflix. В карьере каждого по-настоящему выдающегося режиссера принято выделять некий opus magnum – высшую точку в карьере, самый узнаваемый среди зрителей фильм. У особо фанатичных и влюбленных в киноискусство режиссеров, так же нередко случается этакий внутренний opus magnum – совершенно личное произведение, средоточие взглядов и творческого метода, безжалостное к случайному зрителю. В случае с Соно, и так никогда не являвшимся для массовой аудитории большим другом, подобного рода концентрация выливается в абсолютно безумное произведение, едва ли воспринимаемое без должного бэкграунда и снятое без оглядки даже на собственную целевую аудиторию. «Лес любви» – это громадье излюбленной режиссерской эстетики, уйма самоцитат и путеводитель по так любимым в культуре Японии перверсиям. В два с половиной часа хронометража уместились столкновение консервативных и либеральных поколений, проблема хикикомори, исследование сексуальности и насилия, наконец, танцующие в нижнем белье школьницы, окутанные нежным молочным светом воспоминаний, в качестве акта чистого эстетизма.
Но центральная тема «Леса любви» – это, определенно, генезис творчества и процесс созидания искусства. В основе предыстории лежит школьная постановка, в центре сюжета – снимаемый о Дзю Мурате фильм. На подобный лейтмотив Соно намекает зрителю даже не когда выводит на экран издевательски-дежурное «основано на реальных событиях», но произносит (и не случайно) устами самого Мураты в стартовой сцене в ресторане. Настоящий творец в собственном фильме может все: раздеть школьниц, переосмыслить Шекспира, заставить дочь расчленять в подсобке тело собственной матери, пропеть самому себе полный тщеславия гимн. Все персонажи «Леса любви» удивительным образом складываются в один – самого режиссера, находящегося в творческом процессе. Молодые кинематографисты Джей и Фуками – это извечная неугасаемая страсть к творению, Таэко и Мицуко – внутренние демоны, что проецируются на каждый новый фильм, Мурата – непомерно раздутое эго самого Соно. В какой-то момент, весь процесс съемок начинает контролировать Дзю, оставляя первоначальному режиссеру Джею формальное место за своим плечом и погружая проект в бесконечный производственный ад (забавная ирония, учитывая невероятную продуктивность Соно). А Шин, который (в случае с этим фильмом плевать на спойлеры) в итоге и окажется тем самым серийным убийцей, как ни парадоксально, олицетворяет рассудок и так необходимый для завершения фильма холодный расчёт.
«Лес любви» совершенно спокойно можно не пытаться воспринимать как постмодернистское высказывание о творческом акте. Само по себе творящееся на экране безумие или оттолкнет от экранов или затянет до самых титров – в этом весь Соно, снимающий по несколько раз в год очередной жанровый коктейль, порой балансирующий на грани китча
При этом «Лес любви» совершенно спокойно можно не пытаться воспринимать как постмодернистское высказывание о творческом акте. Само по себе творящееся на экране безумие или оттолкнет от экранов или затянет до самых титров – в этом весь Соно, снимающий по несколько раз в год очередной жанровый коктейль, порой балансирующий на грани китча. Просмотр «Леса любви» сродни забегу по извилистому луна-парку японской и, что удивительно, массовой, культуры. Во многом этот фильм является бенефисом не только постановщика, но и оператора Сохэй Таникавы, работавшего над «Откровением любви», тем самым opus magnum Соно. Удивительно, как легко камера мечется в часто сильно замкнутых пространствах, выхватывая безумные, невротические мизансцены, лишь более подчеркивая эффект того, что все происходящее существует лишь в черепной коробке творца. Еще одним важным звеном в этом проекте, определенно, является Киппэй Сина, буквально заполняющий персонажем Мураты все пространство кадра и вытесняющий из него даже фривольно одетых девушек. Но даже богатый арсенал художественных приемов не отменяет того факта, что «Лес любви» – кино слишком личное и его едва ли можно рекомендовать широкому кругу зрителей. Одна из героинь этой болезненной истории Таэко, потирая собственный шрам, словно перечеркивающий татуировку с именем «Ромео», несколько раз произносит как мантру: «делай шрам и живи дальше!». Оправившийся от сердечного приступа Сион Соно, сняв «Лес любви» (любви к кинематографу), сделал еще один шрам и двинулся дальше, зрителю же остается лишь любоваться красотой или уродством (это уж кто как видит) его формы.
