Стена (The Wall), 2017, Даг Лайман
Эрик Шургот рассказывает о военном фильме Дага Лаймана
На бумаге война в Ираке окончена. На деле каждый день по стране раздаются автоматные очереди. Два офицера американской армии получают задание выследить мифического снайпера, якобы убившего около сотни звездно-полосатых солдат, в существование которого им даже верится с трудом. В итоге охотники становятся жертвами – раненого американского солдата от смертельного выстрела укрывает ветхая кирпичная стена посреди свалки, тогда как его сослуживец и вовсе оказывается без сознания на открытом пространстве. Однако выследивший офицеров снайпер не спешит добивать своих жертв. Заскучавший, он хочет напоследок немного поболтать по захваченной армейской рации.
Кадр из фильма Дага Лаймана “Стена”
Даг Лайман, взяв за основу своей ленты известную иракскую военную легенду о неуловимом снайпере «Джубе», не стал снимать типичное военно-патриотическое кино. «Стена» обескураживает камерностью, играет на контрастах и проецирует внутренний конфликт на глобальный. Фильм Лаймана недолго мимикрирует под триллер про игру с ненулевой суммой, в которой цель одного – убить, а другого – выжить. Довольно быстро становится понятно, что солдаты находятся в ловушке Джубы, и он может в любой момент оборвать их жизни, остается только понять мотивы его болтливости. Иракский снайпер оказывается вовсе не зацикленным на религии фанатиком – вопросы веры тут вообще упоминаются вскользь – но эрудированным профессионалом, сведущим в вопросах радиотехники, анатомии и даже поэзии. Деконструкция образа улюлюкающего дикаря, зациклившегося на скандировании религиозных лозунгов, на первый взгляд может показаться попыткой постановщика облагородить террористов, хотя на самом деле этот жест призван развеять иллюзию американской неповторимости и элитарности. Враг больше не одержимый садист, ослепленный «ложной» идеологией, – он личность, имеющая собственные взгляды на жизнь, личную философию.
Даг Лайман не стал снимать типичное военно-патриотическое кино. «Стена» обескураживает камерностью, играет на контрастах и проецирует внутренний конфликт на глобальный
На протяжении всей ленты Джуба задает капитану Айзеку один и тот же вопрос: «Зачем ты здесь, ведь война уже закончилась?» И вопрос этот ставит американца в тупик, а потом приводит в ярость, которая обращена не только на невидимого врага, но и внутрь. Культивированное чувство долга перед родиной смешивается в Айзеке с чувством вины за погибшего боевого товарища, но дать ответ на поставленный вопрос он не может даже самому себе. Примечательно, что стена, за которой прячется от пуль американский солдат – все то, что осталось от здания школы. Лайман обращается к некомфортной для западного зрителя изнанке войны, в которой демократия и инфраструктура произрастают на костях и руинах. На выжженных полях пробились сорняки, в которых запутались сеятели свободы – Джуба проходил подготовку в американском военном лагере. Но самый неожиданно смелый подтекст раскрывается лишь ближе к финальным титрам. Зритель так ни разу и не увидит снайпера, только несколько раз взглянет в его прицел, из-за чего возникает ощущение, что сам постановщик ведет с офицером Айзеком пытливый диалог, пока тот сражается с невидимым мифическим противником. На фоне нарастающего в мире милитаристского безумия Даг Лайман задается вопросом, к чему в действительности приводят военные вмешательства? И визуализирует найденный ответ в испускающий клубы черного дыма, сбитый в «послевоенное время», американский вертолет.
