Снайпер

О живых мишенях и полосатых звёздах

Снайпер (American Sniper), 2014, Клинт Иствуд, рецензия [contra]

Игорь Нестеров разочарован примитивным ультрапатриотизмом нового фильма Клинта Иствуда

Давно ходит по свету одно на редкость глупое поверье, будто бы, подлинно талантливый художник должен обязательно быть вне политики. В качестве высшего доказательства политического «нейтралитета» творца обычно приводят популярную евангельскую строчку — Богу богово, кесарю кесарево. При этом, однако, почти всегда упускается из виду обилие фактов, которые наводят на мысль, что фраза демиурга в терновом венце трактуется, мягко говоря, поверхностно. Был ли вне политики Пабло Пикассо, когда с риском для жизни написал на холсте свою жуткую «Гернику», посвященную налёту люфтваффе на мирное поселение басков в период испанской гражданской войны? Или, скажем, Чарли Чаплин, который вместо того, чтобы помалкивать или воспевать достижения реформаторского курса президента Рузвельта, первым изобразил в «Новых временах» индустриальный ад Великой Депрессии, в котором Маленькому Бродяге досталась незавидная роль придатка к машинному станку?

Клинт Иствуд, как к нему ни относись, до недавнего времени всегда отличался двумя бесспорными качествами: творческой порядочностью и политической разборчивостью. Бравый голливудский ковбой однажды причислил себя к лагерю либертарианцев (сторонников максимально возможной независимости человека от государства), гордился дружбой с всенародным кумиром Рональдом Рейганом и даже недолго занимал пост мэра богемного калифорнийского городка, где, по слухам, сделал немало полезного. Пару с лишним лет назад Иствуд разразился гневной издевательской речью в адрес Барака Обамы, в которой ни много ни мало назвал действующего главу Белого Дома величайшим обманщиком американского народа, при этом, впрочем, официально поддержал на президентских выборах ястреба Митта Ромни, чей приход к власти не сулил миру ничего хорошего.

В своих программных картинах Иствуд последовательно проповедовал идеи гражданского сопротивления силовому произволу («Подмена»), права на насилие против преступной власти («Непрощённый»), нравственной ничтожности сильных мира сего («Гувер»). И если до выхода на экраны фильма «Американский снайпер» на вопрос «Who is Mr. Eastwood?» можно было смело заявить, что режиссёр, как минимум, тонкий моралист, жёсткий критик бюрократических перегибов и политической нечистоплотности, то сегодня вряд ли кто-нибудь усомнится: почётный ветеран кинематографа на девятом десятке совершил своеобразный идеологический каминг-аут и неожиданно для всех превратился в фанатичного неоконсерватора и поборника американизма, который даст фору по части плакатной любви к родине и Кэтрин Бигелоу, и Майклу Бэю, и Стивену Спилбергу.

sniper-2

Почётный ветеран кинематографа на девятом десятке совершил своеобразный идеологический каминг-аут и неожиданно для всех превратился в фанатичного неоконсерватора и поборника американизма

В самом широком контексте высшая миссия «Американского снайпера» — реабилитация войны. Войны лживой, агрессивной, неправедной. Здесь вы не услышите хотя бы толику честной информации о том, каким образом войска янки оказались за одиннадцать тысяч километров от собственных границ, не услышите имён — Саддам Хуссейн, Дональд Рамсфелд, Дик Чейни, названий — Халлибёртон, Бехтель и словосочетаний — оружие массового поражения, шок и трепет, протест генсека ООН. Не прозвучит даже заветное слово «нефть». Согласно мемуарам самого успешного стрелка армии США Криса Кайла (автора и прототипа главного героя рассказа, поведанного Иствудом) невероятные приключения американцев в Ираке стали справедливым возмездием за теракты 11 сентября. Ни слова, ни полслова о том, что арабское государство никоим образом не причастно к взрыву небоскрёбов, в книге Кайла, а вслед за ней в картине Иствуда произнесено не будет. Дальше — больше. Любой житель Ирака в глазах техасского шарпшутера — член мифической Аль-Каиды, фанатичный шахид или, на худой конец, жалкий дикарь.

Идеалы, за которые борется Кайл, воплощены в милом сердцу доме и образцово-показательной семье, которые якобы надо яростно защищать от коварных происков тёмных сил, обитающих за океаном. Откуда появились эти силы, какую угрозу они представляют для США, и, наконец, причём здесь государство, которое находится в другой части света — проблемы, которых плёнка не касается даже поверхностно. К немалому удивлению, Иствуд впервые выступил даже не как интерпретатор чужих воспоминаний, а, скорее, как дословный пересказчик. Многочисленные диалоги лишены всяческой художественности и выглядят обрубками фраз из лексикона дворовых мордоворотов. Именно таким языком объясняются между собой герои автобиографических записок Кайла. Кто-то видит в этом чуткий реализм, тогда как на деле речевая блеклость весьма красноречиво характеризует интеллектуальный уровень легендарного борца за спокойный сон честных американцев. Режиссёр не прилагает никаких усилий к тому, чтобы представить образы «врагов Америки» менее плоскими, более осмысленными и живыми. Наоборот, будто специально, бесчинствующие иракцы наряжены в монотонно чёрные одеяния (это в пустыне-то!), а бравые морские котики в буквальном смысле появляются все в белом.

И стоило бы, вероятно, воспринимать лобовую патриотку Иствуда, как своеобразный троллинг общественности и глумление над теорией американской исключительности. Ведь настолько нудного, тусклого и мудаковатого национального героя сложно припомнить в архиве персонажей фабрики грёз. Вот только одна беда. У режиссёра отсутствует чувство юмора и желание показаться легкомысленным. Он, как никогда, серьезен, пафосен и преисполнен целью донести до зрителя суровую окопную правду, рассказанную со слов носителя американской идеи. Человека, который на самом деле жалел не о количестве женщин и детей, попавших под прицел его винтовки, а о том, что мог бы пристрелить больше коричневатых индейцев, если бы правительство подарило ему новую поездку в багдадскую резервацию. Человека, который, находясь на гражданке, уверял всех, что убил тридцать с гаком людей (угадайте, какого цвета кожи) во время борьбы с мародёрством в Новом Орлеане после урагана Катрина. Человека, который, по собственному признанию, получал неземной кайф, когда нежным нажатием курка пускал пулю в чужую плоть, и которому было «насрать» (цитата) на Ирак, иракцев и иракскую свободу.

Выходит, что Иствуду насрать на окровавленный кусочек глобуса, куда больше, чем Кайлу, поскольку одно дело — недалёкий реднек с мозгами, насквозь пропитанными телевизионным физраствором, и совсем другое дело — дважды лауреат премии Оскар, автор множества потрясающих по глубине и силе воздействия лент. И от этого становится совсем не по себе. Ведь именно Иствуд снял чуть ли не единственное в своём роде батальное полотно, которое показывало взгляд на войну с противоположной стороны фронта — «Письма с Иводзимы». Причём, показывало настолько непредвзято и пронзительно, что оказывалось сложно поверить в священное историческое значение той бойни между самураями и янки, которая в отличие от иракской кампании была хотя бы морально оправданной. То ли режиссёр вдруг почуял творческие муки совести за прошлые акты «очернения» американской идиллии, то ли магия доллара влияет на почтенных старцев, так же безукоризненно, как на голодных дебютантов. То ли с возрастом определенный процент художников пополняет ряды больных ультрапатриотизмом. Той самой разновидностью тяжёлого недуга, о которой Марк Твен писал: душа и суть её в моральном страхе. А Альберт Эйнштейн высказался ещё более конкретно: разрушительная и психопатическая форма идиотизма.

По поводу же феномена Криса Кайла, пожалуй, стоит согласиться с Майклом Муром, подметившим, что даже самые успешные снайперы — трусы, которые в действительности не были на войне. Издалека стрелять — это не война.

Критиканство
Хронология: 2010-е 2014 | | География: США
Автор: |2019-01-19T15:36:50+03:006 Март, 2015, 22:14|Рубрики: Рецензии|Теги: |
Игорь Нестеров
Гигант мысли, отец русской демократии, двойник Квентина Тарантино. Политическое кредо — всегда. Путешествует из Петербурга в Москву на манер Александра Николаевича Радищева. Предпочитает разумный центризм, эволюцию и темное пиво. Со смертью Махатмы Ганди потерял единственного достойного собеседника и ударился в эссеистику.
Сайт использует куки и сторонние сервисы. Если вы продолжите чтение, мы будем считать, что вас это устраивает Ok