Диванный краевед и ведущий музыкальной паузы Стас Селицкий о Китайском Новом годе и “Товарищах” Питера Чана
Сегодня (в Китае, как гласит поговорка, время бежит вперед) стартует «лунный новый год» или Праздник весны — событие в должной мере памятное как и для самих китайцев, так и для тех, кто ведет предпринимательскую деятельность. Для последних, скорее, не с точки зрения духовности, а сопутствующих бизнесу проблем. Раз в год миллионы китайцев возвращаются в родные края, чтобы разделить праздник с семьей, воздать должное заслуженному благу и дать рождение надежде о светлом будущем. При этом производство в стране встает на добрые две недели, как минимум, и чем меньше китаец растлен корпоративным духом и заработной платой, тем раньше уезжает в дальние края, подальше от крупных городов на южном побережье.
В разное время китайцы и тайванцы приезжали на заработки в Гонконг. До 1997-го года анклав имел большую автономность, чем сейчас, и в целом оставался концентрацией значительного капитала, центром прозападных настроений большой Азии. Ассимиляция проходила очень трудно: понаехавших называли и называют «людьми с материка», масло в огонь подливало языковое различие, ведь гонконгцы говорят на кантонском, в противовес остальным диалектам. Понять друг друга при данном условии и стабильной нетерпимости к жителям провинции ой как трудно. По сей день, языковая проблема миграции остается малым камнем преткновения укоренившихся на востоке разногласий. Но если и есть в этом мире что-то обоюдное, то это любовь к кино, о котором пойдет дальнейшая речь.
Эта история повествует об одном из тех, кто приехал в Гонконг, сельском пареньке Ли Шьяо-Джуне (Леон Лай — картежник из «Городского охотника» с Джеки Чаном, Киллер из «Падших ангелов» Вонга Кар-Вая). Он сильно удивляется большому, поедающему городу, ищет кое-какие пути саморазвития и искренне не понимает, почему все вокруг такие торопливые и злые. И, кажется, сам не знает, зачем ему все это нужно. Встреча с предприимчивой и стяжательной девушкой Ли Чьяо (знаменитая Мэгги Чун) не обещает изменить в судьбе этого скучного китайца ничего, но в итоге она изменит абсолютно все.
Фильм был выпущен буквально за год до переломного момента, когда Гонконг фактически вошел в состав Китайской Народной Республики, пускай на вольных условиях, и стал последним значимым проектом вскоре обанкротившейся кинокомпании Golden Harvest, которую тащил поток фильмов с Джеки Чаном. Перед режиссером Питером Чаном (прим. не родственник) стояла архисложная задача — на уровне подтекста примерить враждующие группы, сделав реверанс в сторону людей с материка, по разным причинам ставших заложниками мегаполиса. «Товарищи» сразу схватывают комфортную интонацию — наивный герой пишет светлые письма на родину. С каждым его словом становится понятно, что агрессивный, перенасыщенный город похож на абсурдный муравейник больше, чем на упорядоченную и логичную структуру. Ритм этот, будучи чуждым, ведь главный эликсир азиатских этнических групп гласит, — чем меньше волнуешься, тем лучше спишь и дольше живешь — постепенно становится единственно верным и возможным для существования. До определенного момента фильм лишен очерченного игрового жанра и напоминает автобиографию одного очень ироничного китайца, у которого так плохо с юмором, что это по-своему очень смешно. Примерно с оттенком такого будничного романтизма снимали в Советском Союзе задолго до того, как пришла Перестройка и кризисное кино.
Для жителя деревни, халтурящего на нескольких работах за гроши, вернуться обратно, в сущности, означает проиграть сражение с системой и самим собой. Но кино отвечает на этот вопрос однозначно: неважно, где ты, важно — с кем
Как мелодрама “Товарищи”, конечно, утрированы с прилежностью западных киноделов — герои абсолютно белые и открытые, если даже они где-то оступились. Иногда Питера Чана подводит чувство меры, и он останавливается за несколько секунд от столкновения с индийской сценой. Но чувственный дуэт актеров как раз таки прекрасен в простоте своих персонажей, говорящих больше пластикой тела, чем мимикой лица, и они с лихвой покрывают эти издержки.
Другая проблема уже во многом идеологического характера. Первая половина фильма так изящно подана и сыграна, что вторая лишь служит для развязывания сюжетных узлов и разрешения отчасти надуманного конфликта. Для жителя деревни, халтурящего на нескольких работах за гроши, вернуться обратно, в сущности, означает проиграть сражение с системой и самим собой. Но кино отвечает на этот вопрос однозначно: неважно, где ты, важно — с кем. Поверить в такой идеализм очень сложно. Особенно, когда мода диктует обратное (см. «Ла-Ла Ленд»). И в этом главное очарование китайской нетленки, которую, будьте уверены, они пересматривают в свой, такой китайский Новый год. Прописных истин много, но за главные поступки не ответит ни один мудрец. Мы принадлежим местам так же, как места принадлежат нам. Или нет?
