Конец прекрасной эпохи
Убей своих друзей (Kill Your Friends), 2015, Оуэн Харрис
Анна Дедова рецензирует экранизацию Джона Найвена
Отвязный карьерист Стелфокс мечтает поскорее занять в звукозаписывающей индустрии место, которое, по его мнению, принадлежит ему по праву, благодаря непревзойденному таланту и чрезвычайному музыкальному нюху. Правда уровень лейбла, на котором Стелфоксу приходится искать новичков для заключения контрактов, находится где-то в районе коленок Денни де Витто, а сам он никак не может найти ни въедающегося в мозг слушателя, как ошметки застарелой пиццы, хита, ни дебютанта, взрывающего чарты, как джоинт. Утешает свое неудовлетворенное суперэго главный герой образом таким, каким богеме представлялся ЗОЖ в золотую эпоху 90-х – кокаином, сексом и развеселым рейвом. От прочей снаркоманившейся peaceдобратии Стелфокса отличает неумная жажда власти, которая превращает любые моральные запреты в шатающиеся деревенские заборчики. Он не только предвосхитил на 15 лет призыв Канье Уэста и Трэвиса Скотта мочиться на могилы врагов, но и наверняка способен убить свою подругу, любимых, а в отсутствии у него друзей можно даже не сомневаться. На пути к заветному месту менеджера среднего звена главный герой пройдет путь от саморазрушения до самоуничтожения, чтобы провозгласить клиническую смерть музыкального бизнеса в привычном для 1997 года виде.
“Убей своих друзей”, рецензия
Первая полнометражная работа Оуэна Харриса для широкого экрана выдержана именно в той стилистике, которую стоит ждать от одного из авторов «Черного зеркала», претендующего на статус самого громкого критического памфлета на тему порядков современного общества из вышедших за последние годы на ТВ. Да и сомневаться в возможностях всемогущего британского юмора, который даже гангстерскую легенду о близнецах Крэй способен превратить в черную комедию, не приходится. Поэтому «Убей своих друзей» вполне ожидаемо предстает едкой сатирой, при чем не только на законы имени Пош Спайс, но и на жанровые принципы триллера. Справедливости ради, ничего другого, кроме встраивания в фабулу гипертрофированных клише, приметы популярной музыки того времени и не заслуживают. Восстановление в уме имен всех «перчинок», чьи приснопамятные опусы олицетворяют стринги здешних The Songbirds, действует сродни считалочке Фредди Крюгера. Незатейливые, неотдисклоуженные туц-туц остались, наверное, только в сабвуферах низко посаженных Приор. Вызывающая же у главного героя отторжение и недоумение возрастающая популярность инди-сцены сейчас трансформировалась в стремление музыкантов с лейбла звучать как хипстеры, что привело к стиранию границ между двумя нишами в ситуации, когда Rihanna внезапно становится андеграундным артистом, а The Weeknd можно услышать в саундтреке «50 оттенков серого».
Избранный Харрисом прием сноса четвертой стены между героем и зрителем делает повествование и взгляд на происходящее вокруг Стелфокса максимально субъективным, поэтому пространство кадра порой словно само начинает бешеную кислотную пляску, замедляется в отходняках или пускается в алкогольные вертолетные блуждания из стороны в сторону
Поэтому итог развития главной сюжетной линии картины, посвященной тому, как герой плещется в субстанциях всех оттенков неприглядного, выглядит чем-то вроде самообмана. Только не совсем понятно, чьему авторству обязано такое введение зрителя в заблуждение – очевидцу музыкального дна Джону Найвену, ответственному за книжный первоисточник, или исключительно фантазии режиссера, решившего изменить логике выбранного кинонаправления, превратив к концу фильм в пародию на «Американского психопата», забыв, что такую в Британии уже сняли под названием «Грязь». Ведь всерьез смотреть на то, как самовлюбленный бесхарактерный неудачник способен по-настоящему, как говорят в кулуарах власти, «решить вопрос» довольно проблематично. Избранный Харрисом прием сноса четвертой стены между героем и зрителем делает повествование и взгляд на происходящее вокруг Стелфокса максимально субъективным, поэтому пространство кадра порой словно само начинает бешеную кислотную пляску, замедляется в отходняках или пускается в алкогольные вертолетные блуждания из стороны в сторону. Нарративом и манерой съемок картина собственно и напоминает образцы кинематографа высмеиваемых лет, постепенно превращаясь в объект своей же злой иронии, печально скатываясь к доказательству того, что только лишь одного прищура стальных глаз недостаточно для создания пугающего, а не зловеще смешного образа.
