Дикие истории (Relatos salvajes), 2014, Дамиан Сифрон, рецензия
Антон Фомочкин находит “Дикие истории” довольно безвкусным фильмом
Облысевший мужчина пятидесяти лет, олицетворяющий собой гордое призвание «музыкальный критик», начинает клеить в салоне самолета потрепанную временем и, судя по всему, множеством мужчин модель (не фотосессии, подиумы). Томное ожидание прибытия в пункт назначения прервется у всех пассажиров, когда выяснится, что каждый из них знал некоего Габриэля Пастернака. Открытый дурацкой хохмой сборник локальных анекдотических рассказов про бессмысленные и беспощадные акты возмездия продолжится прямым противопоставлением людей и животных. В доведенных до точки кипения героях просыпаются низменные инстинкты: городские «звереют» по ситуации, реднеки на раздолбанных колымагах дикие изначально. Нагнать саспенс в противостоянии двух мужчин на пустынном шоссе – задача простая настолько же, насколько легко употребить отобранную у ребенка конфетку. Столь же просто провоцировать зрителя на смех видом дубасящих друг друга подручными средствами спонтанных врагов. Сложно балансировать на границе между остроумной черной комедией и китчем. Последнее удается режиссеру Шифрону с переменным успехом.
Главный порок Шифрона – безвкусица, особенно чувствующаяся в кульминации каждого из эпизодов
«Истории», в худшие моменты, напоминающие глупые гротескные зарисовки аля «Я все еще возбужден» Альмадовара, в руках Шифрона оказываются продуктом, четко нацеленным на экспорт. Этакий абсолютный мейнстрим с национальным колоритом. Эмоциональные фейерверки, ручейки страстей, размывающие границы разумного, подаются в умеренных дозах и иронично обыгрываются упреками в сторону экспрессивной несдержанности того или иного героя. Проблема этого праздника жизни предельно проста – стоит забыть о гармонии между новеллами, из которых состоит фильм. Разыгрываемые в лучших традициях мыльных опер «Истории» повествуют о том, что каждому воздастся по его поступкам и намерениям. Месть – блюдо сладкое, жирное, соленое, приправленное крысиным ядом и приготовленное на подсолнечном масле. Действо совершается по классической линейной схеме. Затаившееся зло в разных его вариациях приводит к той точке невозврата, когда не жизнь, а хаос. Слово ранит или удар арматурой, не суть – кармическая кара разнообразна в бессмысленной жестокости своих проявлений. Парад разных по тону сегментов венчается невыносимой и карикатурной свадьбой, где адюльтер окажется спусковым крючком, однако ружье так и не выстрелит, ведь вендетта меркнет пред любовью столь странных и истеричных существ. Главный порок Шифрона – безвкусица, особенно чувствующаяся в кульминации каждого из эпизодов. Стоит, впрочем, заметить, что в одном случае из шести (преступление на почве страсти в новелле «Сильнейший») это работает. В остальных новеллах все не столь здорово. Непривычно осмысленный для черной комедии задел одного из них (про борца с государственно системой) оборачивается дурной шуткой про тортик, бережно доставленный дочкой отцу на зону. Дикость переходит в нелепую крайность, пошлую, иногда забавную и непримечательную.
