1 июня тебя, вполне вероятно, вдруг погладят по голове, обнимут, а может даже – осчастливят “киндер-сюрпризом”. При этом вряд ли кто-то напомнит тебе о том, что у тебя есть права и что никому нельзя их нарушать. 4 июня всё уже будет как прежде, и, конечно, никто не расскажет тебе о Бейруте-82 и других трагедиях, потому что ты же маленький, а Бейрут и другие трагедии – где-то совсем далеко. Через много лет ты вырастешь и как-нибудь первого июня вдруг погладишь своего ребёнка по голове и обнимешь… И это будет прекрасно. Потому что это будет один из немногих моментов, когда можно забыть о жестокости, которая движет миром, окружающими и тобой самим. Потом объятья разомкнутся – и придётся вспомнить. Ведь только помня об этой жестокости, мы способны и готовы ей что-то противопоставить.
![1](https://postcriticism.ru/wp-content/uploads/2020/06/1.jpg)
Двое албанских подростков, у одного есть велосипед, у другого – вроде как приятель среди сербских солдат. Само собой, это не может длиться долго в Косово девяностых. Взросление здесь неизменно резко и болезненно, глаза дрожащих родителей всегда смотрят вниз, а верёвки качелей оканчиваются петлёй. Слегка искусственная, но бьющая в цель притча Джейми Донахью не оставляет детям шанса, потому что такова война. Как защитить ребёнка, если не можешь защитить самого себя? Храбрость – удел безрассудно юных, остальным же остаётся брести в никуда, с каждым выстрелом съёживаясь всё сильнее и не оборачиваясь на звук падающих тел.
![2](https://postcriticism.ru/wp-content/uploads/2020/06/2.jpg)
В асфальтовых джунглях сильный по-прежнему пожирает слабого. Таков закон. Декриминализуем? Какая разница, что слабый от рождения заперт в одной клетке с сильным, который кормится его человечностью из года в год и в итоге вышвыривает на свет божий лишь изувеченное тело. Рождённый в четырёх стенах круг насилия опять замкнётся на невинном – и двухлетний Джеймс Балджер останется лежать в луже собственной крови, потому что отроки в этой хищной вселенной нашли кого-то слабее себя. Взяв его за руку посреди шумного торгового центра, они станут проводниками малыша в свой мир, где привычная лодка лжи понесёт их по реке слёз в никуда.
![3](https://postcriticism.ru/wp-content/uploads/2020/06/3.jpg)
Насколько сильно можно пожалеть незнакомого ребёнка? Диего Кемада-Диес встречает зрителя с чек-листом: его Омонди – собирательный образ десятков сирот из Найроби. Страдальческие глаза на исхудалом лице. Живёт в самых бедных и мерзких трущобах Африки. Ест раз в несколько дней. Надзиратели домогаются его. Амбассадоры фармкомпаний испытывают на нём лекарства. Ещё он, конечно, болен СПИДом… И медленно, с запинками читает мантру о том, как он хочет улететь туда, где есть вода, трава и надежда. А по эту сторону экрана хочется лишь спрятать себя в футляр постиронии и облегчённо отыскать новые оправдания своей неготовности что-то менять.
![4](https://postcriticism.ru/wp-content/uploads/2020/06/4.jpg)
Взрослые, как известно, заняты серьёзными делами. Задача детей – не мешать и уже наконец научиться быть самостоятельными. Так молодая мать уходит на собеседование, оставив в машине двоих малюток на попечение шестилетней дочери. Найдутся сердобольные прохожие, что с готовностью помогут ребятне хотя бы не задохнуться и заслуженно обвинят в безалаберности вернувшуюся мамашу, – которой, естественно, как-то нужно кормить свой выводок. Выяснение отношений перерастёт в до боли знакомую свару, и в истошной ругани потонет любой намёк на чью-то правоту. Останется лишь жалость к крохотным заложникам ситуации, бессильно плачущим где-то на фоне, но готовым выгрызть из безумного большого мира то единственное, что им дорого.
![5](https://postcriticism.ru/wp-content/uploads/2020/06/5.jpg)
Постперестроечный Северный Кавказ. В безоблачное детство Хавы и Адама въезжает сначала белый “мерседес” Адамова отца, а затем чёрные “жигули” тех, кто будет вести с ним бизнес на языке автоматных очередей. Никто ничего не объяснит, но гильзы из безобидных свистулек вдруг превратятся в памятники пропавшим без вести, от наивной мечтательности останутся лишь обгоревшие развалины, а черные “жигули” отправятся дальше по М-29 прямиком в 01/09/2004… Родители не в силах, государство не собирается, Бог неумолим – и бесконечный водоворот зла засасывает в своё чрево всё новые юные души, выплёвывая нам под ноги кости, хруста которых мы так стараемся не слышать.
![6](https://postcriticism.ru/wp-content/uploads/2020/06/6.jpg)
Когда тебе одиннадцать лет, мир вокруг не опасен. Опасным он становится позже, когда собственный ребёнок выходит за дверь и оставляет тебя наедине с твоим воображением. Этим родительским страхом и движима короткометражка Жереми Комта о двух бесшабашных пареньках, которые в пустынном карьере встречают звериный оскал реальности. С первых минут вроде бы безобидного повествования звук и видеоряд льют зрителю за шиворот вязкий саспенс, а финальные титры мелькают в глазах беспомощным вопросом, как же быть. Где та грань, которая позволит не задушить чадо своей опекой и при этом убережёт его от мертвых огней мироздания? Увы, иногда она на игральной кости, которую бросают за нас.
![7](https://postcriticism.ru/wp-content/uploads/2020/06/7.jpg)
Вероятно, самое известное отечественное высказывание о чайлд-абьюзе эпохи догнивающего социализма. Истерический всхлип по детству, которого лучше бы не было. Горше на десять минут. Быков с неистовостью правдоруба, который дорвался до мегафона, терзает уши и сердца, контрапунктом – сказочная музыка Шнитке и пасторальные виды российской глубинки, а окровавленная семилетняя девочка языком кукол рассказывает предельно чёрную автобиографию. От скреп остаются лишь шрамы, в конце особого пути – обрыв и всплеск. Самое же беспросветное – сидя на кухне, снять после просмотра наушники и через вытяжку над плитой услышать из соседской квартиры, что за тридцать лет путь этот остался прежним.