На измене
Другие ипостаси (Altered States), 1980, Кен Расселл
Сергей Лозовский вспоминает галлюционогенный триллер Кена Расселла
Эдди Джессап — молодой талантливый физиолог, ученый тех славных времен, когда можно было невозбранно принимать наркотики за казенный счет, оправдывая это проведением экспериментов и научной пользой. Эдди изучает измененные состояния, следовательно, не щадя своего здоровья, самоотверженно жертвует тело и психику во имя бога науки. Согласно его теории, если погрузиться в свои измененные состояния достаточно глубоко, можно выйти на некую единую всеобщую сущность, древний сгусток энергии, воплощающий в себе все живое, отжившее, прошлое, будущее, настоящее, ноосферу, словом, Джессап хочет ухватить Бога за бороду и посмотреть, что ему за это будет. Эдди начал опыты в изоляционном бассейне, но помимо обычных галлюцинаций ничего не получил. Наркотики также никакого сверхъестественного эффекта не возымели, а вот наркотики в изоляционном бассейне дали, наконец, результат. Сознание ученого оказалось переформатировано настолько, что даже физическая сущность его началась меняться.
“Другие ипостаси”, рецензия
Патриарх британского кино, ниспровергатель основ, тролль, провокатор и просто талантливый человек Кен Расселл на момент начала работы над “Другими ипостасями” уже имел определенную репутацию, в начале семидесятых создавая кино, которое сейчас можно было бы определить как постмодернистское. Он провоцировал, цитировал, игрался с элементами поп-культуры, попутно создавая новые. Он снимал кино на грани китча, ни разу не сваливаясь в самопародию. Кен Расселл безжалостно насиловал мозг зрителя, а тот лишь требовал добавки. Он первый привел к “Оскару” актрису, сыгравшую роль откровенно эротического характера (Гленда Джексон в “Влюбленных женщинах”). Словом, кому как не ему было создавать историю, основанную на опытах врача-психоаналитика Джона Лилли, человека, начавшего с опытов над изменениями сознания и закончившему работами по коммуникации человека и дельфина, где науку уже было проблематично отделить от мистики.
Получив столь лакомый сюжет, Кен Расселл вволю оторвался, предоставив полную свободу своей буйной фантазии. Наркотические трипы тут выглядят настолько креативно и сногсшибающе, что создателям перед сеансом следовало бы предупредить: не пытайтесь повторить это дома. Минздрав предупреждает. “Другие ипостаси” предвосхищает лучшие работы Дэвида Кроненберга, в частности, ту же “Муху” (ученый проводит опыты над собой, в результате чего его тело подвергается мутациям). При этом сюррелистические видения здесь не подменяют собой предельно ясного сюжета. Они существуют скорее клиповыми вставками одурманеного сознания, лишь в самом финале прорывая ткань реальности и растворяя в себе героев. Роль Эдди Джессапа стала первой работой для Уильяма Херта. Тридцатилетний дебютант с блеском справился с весьма непростым персонажем, прорубив себе дорогу в светлое кинематографическое будущее (в частности, один “Оскар” и еще две номинации в восьмидесятых).
К этому фильму сложно подобрать какое-то одно определение. Он драматичен, жесток, фантастичен, эротичен и даже местами забавен. Картина не стремится похоронить зрителя в мешанине образов. Она четко задает вопрос: существует ли та грань в науке, перешагивать которую запрещено?
К этому фильму сложно подобрать какое-то одно определение. Он драматичен, жесток, фантастичен, эротичен и даже местами забавен. Кто знает, не стал ли разгуливающий по городу в обличьи обезьяны и просыпающийся затем в зоопарке Эдди прообразом Дэвида Кесслера, героя фильма Макса Лэндиса “Американский оборотень в Лондоне”. “Другие ипостаси” не стремятся похоронить зрителя в мешанине образов. Они четко задают вопрос: существует ли та грань в науке, перешагивать которую запрещено? Чего может стоить желание пойти до конца? Как фанатичная одержимость любимым делом сказывается на семье? При этом Кен Расселл далек от морализаторства. Затрагиваемые темы не делают фильм тяжеловесным — он все так же безумен и увлекателен, необычен и при этом слегка некомфортен для просмотра. Так, словно в наркотический экстаз примешивается легкая форма паники. Словно ты осознаешь, что проваливаешься куда-то вглубь, но поделать с этим ничего не можешь, да и не хочешь. Тебе страшно, но интересно, что же будет дальше. Что можно разглядеть в осколках разбитого сознания? Ницше, коварно усмехаясь, вторит свой афоризм про бездну. Таинственная сила саморазрушения пугает и притягивает одновременно. Ты раскидываешь руки и прыгаешь. В кромешной тьме неясно, падаешь ты или летишь. Еще несколько мгновений и узнаешь, что на той стороне. Ты закрываешь глаза. Мир вокруг затихает.
