Географ глобус пропил, 2013, Александр Велединский, рецензия
Денис Виленкин про уместный танец с саблями, 90-ые за МКАДом и дефлорацию нимфетки в рецензии на пропившего глобус Географа.
Закидывающий за воротник и жгущий глаголом, отнюдь не балабол, преподаватель биологии Виктор Служкин испытывает в жизни некоторые трудности – жена не дает, дочь растет, кормить всех надо. В школу его берут географом (биолог уже имеется), и как заметил директор, науки, в принципе, близкие. Но обретая рабочее место, герой натыкается и на соответствующие злоключения, дети неуправляемы и вообще не походят на людей, преподавать он толком не умеет, а жена уже дает, но лучшему другу. Казалось бы, пора взять себя в руки, но руки тянутся только к стакану, ведь в отличие от жизни он точно наполовину полон.
Роман Иванова в духе водочно-поэтического реализма, с оглядкой на реалии постсоветского пространства в руках Велединского оказывается какой-то сагой о свингерах в центре которой до обидного хорошо играющий Хабенский.
Проза из 90-х удачно вписывается в контекст времени, просто потому что так они где-то за условным МКАДом и во вполне себе очевидной Перми и проистекают, а разговоры о новаторском и важном исконно русском герое, одном из тех помятых интеллигентов, умело маскирующих плешь фетром, с высокими моральными принципами, отрешающими его от мира и заставляющими воспринимать реальность исключительно как эдакий афоризм, танец с саблями, несколько неуместны, если, конечно разделять роман и кино, и в особенности отдавать себе отчет в том, что рефлексии и алкоголизм всегда были взаимодополняющими национальными особенностями в не меньшей степени, чем произведения родных классиков, в которых герой и угадывается.
Романный Витя скорее князь Мышкин, за чьей спиной разбиваются тарелки и собственная жизнь, гораздо более проникновенный образ, нежели по-доброму хрипящий Хабенский, достижение высшей духовной цели которого ознаменуется остервенелым самоистязанием вениками. Велединский будто бы нарочно упрощает героя, лишая кино всего того, чем очаровывает книга и, преувеличивая то, чем литературная подоснова раздражает. Роман Иванова в духе водочно-поэтического реализма, с оглядкой на реалии постсоветского пространства в руках Велединского оказывается какой-то сагой о свингерах в центре которой до обидного хорошо играющий Хабенский. Упоительного рассказа Служкина Маше о его первой любви, как и похода в кино на голливудский трэш с учительницей немецкого здесь вовсе нету, и возникает подозрение, что эти сцены отсутствуют по причине культурной абстракции, в которую хочется играть режиссеру, в попытке обобщить, возвести фигуру в слепок героя своей эпохи, персонаж максимально обезличивается настолько, насколько это может позволить хороший литературный источник. Из полусмешной ситуативной комедии кино перетекает в затянутый экшен-вариант Ералаша, а главный герой между сексом и пельменями наделяется монологом про счастье и святость в миру; от книжного умудренного острослова не остается ничего, кроме тяги к самокопанию.
Уход от действительности, должно быть, предписанный экранному Служкину, являл Сергей Макаров в филигранных «Полетах во сне и наяву», пребывающий в некоем экзистенциальном растворении, и одна сцена из фильма Балаяна, где герой, забывая про спрятавшуюся любовницу, продолжает оторопело вести машину, отрываясь от этого непостоянного мира, все сильнее погружаясь в себя, делает, что называется всего «Географа», идея которого в несоответствии душевного мироощущения героя реальности идентична вдохновившим «Полетам» и предельно точно выражена лишь в одной сцене, из «Полетов» и позаимствованной. Ну и о чем тут говорить. Служкин обращен к природе и к сострадающей красоте рядом – Маше, но отказ от дефлорации нимфетки не может быть воспринят как первый шаг на долгожданном пути к очищению или дороге к святости. По приезду Служкин выкурит чай и будет таков. Святой в миру, говорите? Нет, вполне имеет место, учитывая Лядову, Хабенского и фильм, как иллюстрацию к тексту, тем более, что основная его заслуга в пролитии света на несправедливо доселе непопулярный ивановский роман.