Мир, полный чудес (Wonderstruck), 2017, Тодд Хейнс
Виктория Горбенко рассказывает о фильме Тодда Хейнса
Америка, 1927 год. Глухонемая Роуз (Милли Симмондс) сбегает из дома в скучном Нью-Джерси и отправляется в Нью-Йорк на поиски матери, актрисы Лилиан Мейхью (Джулианна Мур). Девочка верит, что в жизни ее мать тот же гений чистой красоты, что и на экране. Америка, 1977 год. Бен (Оакс Фигли), потерявший в результате одного несчастного случая мать (Мишель Уильямс), а в результате другого – слух, отправляется в Нью-Йорк на поиски отца. Мальчик верит, что адрес, написанный на книжной закладке, приведет его к никогда не виденному родителю. По законам всех возможных жанров их пути обязательно пересекутся.
Кадр из фильма “Мир, полный чудес”
«Мир, полный чудес» поставлен режиссером Тоддом Хейнсом («Кэрол», «Бархатная золотая жила») по книге Брайана Селзника («Хранитель времени»), адаптированной им же самим. Селзник написал свой роман, заинтересовавшись темой адаптации слабослышащих в обществе, затронутой в документальном фильме «Through Deaf Eyes». Но интерес здесь представляет не идейное наполнение, а выбранная форма повествования – сочетание рисунка и текста. Часть, посвященная Роуз, рассказана графически, а часть, посвященная Бену – привычными словами. Хейнс тоже славится формальными экспериментами (например, в «Меня там нет» Боба Дилана играют шесть разных актеров, в том числе, темнокожий мальчик и женщина) и любовью к визуальному воссозданию эпох, поэтому истоки его интереса к роману Селзника очевидны. Насколько удачно он переводит книжные приемы на киноязык – вопрос другой.
Нью-Йорк 1927-го немой и черно-белый. Актеры играют мимикой и жестами, на заднем плане звучит дребезжащая музыка, которая вполне могла быть наиграна среднестатистическим тапером. Это одновременно и оммаж эпохе дозвукового кино, и способ передачи мировосприятия героини, не способной слышать. Нью-Йорк 1977-го солнечно-пыльный, наполнен нервным гулом и подозрительными персонажами. Звуковое сопровождение здесь более разнообразно, потому что Бен и сам сохранил голос. Это два разных города, но одинокие дети, которых разделяет полвека, смотрят на них одинаково изумленными глазами. Особенным открытием для каждого из них становится Американский музей естественной истории, за изучением занятных экспонатов которого можно провести не одну жизнь. На этом, впрочем, чудеса заканчиваются.
Хейнса не интересуют ни проблемы людей с ограниченными возможностями, ни экзистенциальное одиночество в сердце большого муравейника, ни волшебный мир вечно удивленного детства. Его режиссерская манера безэмоциональна и анемична
Хейнса не интересуют ни проблемы людей с ограниченными возможностями, ни экзистенциальное одиночество в сердце большого муравейника, ни волшебный мир вечно удивленного детства. Его режиссерская манера безэмоциональна и анемична. Он может бесконечно наблюдать за тем, как меняется вид такси и раскрепощаются прохожие на нью-йоркских улицах. Даже – за тем, как у Джулианны Мур вырастает уродливый нос. Но фильм Хейнса напрочь лишен заявленной магии. Он как чучело волка, которое только прикидывается волком. Или как огромный макет города, вызывающий восхищение детальной проработкой, но не пахнущий ни свежими газетами, ни выхлопными газами. Хранящий какие-то глупые, никому не интересные секреты. Копия жизни, имитация кино. Мир, полный режиссерского тщеславия.
