На следующий день (Geu hu), 2017, Хон Сан-су
Антон Фомочкин рецензирует драму корейского режиссера
Монохромная морозная ночь, из тех, что заставляют вжиматься в тепло надетого пальто, отступила на второй план под напором согревающих воспоминаний, материализующихся в застывших, сонных локациях. Про времена, когда легко и пьяно бродилось в любовной нежности по тем же самым местам – проводникам между “сейчас” и “тогда”. Бродилось в легкой рубашке, и было тепло: от прогретого воздуха и женщины рядом, которую то и дело тянуло увлечь, объять, целовать, зажать между своим телом и стеной в укромном месте. Наступило утро, солнце не растопило окутавший город холод, а улицы выглядели скорбно; исчезни дуальный цветокор – и не изменится ничего, останется смягченный черный на сероватом белом. В бумажных комнатах издательства среди стен и стопок исписанных страниц, сливающихся друг с другом, будет метаться мужчина в темном костюме, меж женщин и девушек. Все они сольются в единый образ, приходящие, уходящие, лишь раз что-то защемит от чувства вины, но так и погаснет, под грудою слов о супружеской верности, побеждающей всех фантомных девиц. Из этого сонного царства возможно вынести лишь опыт да книги. Так и поступит девушка, способная искренне удивляться.
Кадр из фильма “На следующий день”
Все они обмолвятся о людях, оставшихся за рамкой кадра: семьях, друзьях, знакомых. Обмолвятся невзначай, но все эти люди реальны настолько, насколько реальны два человека, сидящие друг против друга и ведущие беседу по ту сторону экрана. Их витальные тела мелькали и в других лентах корейца, составляя единую карту пересечений судеб в этом маленьком и тесном мире, всегда до одиночества пустом и внешне просторном. Хон Сан-су – поэт повседневных пространств, интерьеров и деталей, складывающихся в строчки поэмы о невыносимой легкости бытия: что творческой интеллигенции, что студентов, что среднестатистических людей. Между ними нет никакой видимой социальной разницы. Все они обременены человеческими пороками и страстями, последствия которых проявятся после первой стопки соджу в разговорах, взглядах и гримасах. Профессии актеров, режиссеров, сценаристов, владельцев кафе и их посетителей уравниваются. Они говорят о человеческом в себе, о видимом. Внутреннее осознание героев окружающего их мира вступает в длительный диалог с тем, что доступно немому стороннему наблюдателю – зрителю. Мизансцены выступают полотнами, а плавное зумирование – возможностью обеспечить кадр двойным геометрическим, вещевым смыслом.
«На следующий день» начинается в плоскости мужского повседневного маршрута, в каждой фазе которого соприкасается настоящее и былое, зачастую воспроизводимое через пелену алкогольного флера, потому кажущееся стертым и мифическим. Архетип любовницы конгруэнтен ее социальному статусу на рабочем месте, потому фарсовая линия с любовным треугольником, в который по ошибке была записана секретарша, вписана в этот порочный круг. Только на месте, где должна родиться комедия положений, стороны усаживаются друг против друга и начинают самозабвенно ругаться. Изначальная точка подачи истории обманчива, издательское царство под покровительством неверного мужа – обстоятельства и ландшафт. «На следующий день» – про развитие пришедшей на освободившуюся вакансию девушки, которой необходимо пережить здесь день и убраться в темную ночь, усыпанную снежной пылью, чтобы планомерно наступил следующий.
Хон Сан-су – поэт повседневных пространств, интерьеров и деталей, складывающихся в строчки поэмы о невыносимой легкости бытия: что творческой интеллигенции, что студентов, что среднестатистических людей
Будучи вовлеченным в разгадывание этого ребуса, развитие проходит и зритель. В такси происходит диалог: «Помогают ли как-то книги в жизни?» – «Немного, думаю». Так и картины Сан-Су обладают терапевтическим эффектом очищения от созерцания этих эпизодов из чужих жизней, что можно увидеть, услышав заодно фрагменты из жизни других. Реплики, вопросы и фразы повторяются вновь, но с течением времени обретают совсем иные смыслы. Так же, как и лица по окончанию этого пути, внешне оставшись такими же, не будут прежними, в ужимках и взгляде. Соджу, пожалуйста, и две стопки.
