Зима тревоги нашей
Манчестер у моря (Manchester by the Sea), 2016, Кеннет Лоннерган
Виктория Горбенко о своем главном киновпечатлении 2016 года
Ли Чендлер (Кейси Аффлек) – разнорабочий, обслуживающий четыре дома в качестве дворника, мусорщика, слесаря, водопроводчика и даже электрика, хотя это и незаконно. Он много трудится, много матерится и после вечернего пива с удовольствием бьет кому-нибудь лицо, чтобы остаток вечера скоротать перед телевизором в холостяцкой комнатушке. Смерть брата (Кайл Чандлер), страдавшего сердечной недостаточностью, заставляет его вернуться в родной Манчестер, а неожиданная опека над осиротевшим племянником Патриком (Лукас Хеджес) – задержаться в городе. Это становится для Ли настоящим испытанием, и дело не в сложности нахождения контакта с пубертатным подростком. Герой неслучайно затаился на социальном дне – в его прошлом сокрыта мрачная история, назойливо оживающая в привычных декорациях.
Предыдущей работой Лонерган уже обращался к теме вины в аналогичном и крайне болезненном аспекте – вины за чужую смерть. Удивительно, насколько – при всей их близости – фильмы получились разными. Героиня «Маргарет» совсем юна и излучает агрессивную витальность. При взгляде на нее не остается сомнений, что дыхание смерти будет развеяно отчаянной жизненной энергией. Чувство вины Маргарет экспансивно и экспрессивно. Она интуитивно стремится разделить его и буквально выкричать в мир. «Манчестер у моря» поднимает ставки. Трагедия приблизилась к герою плотнее, а сам он оказался гораздо более замкнут. Его чувство вины интровертно, направлено вглубь себя. Это могло бы вылиться в бесконечное саморазрушение, но Ли Чендлеру нечего разрушать. Внутри него – бесплодные выжженные земли. «Ничего не осталось», – произнесет Кейси Аффлек. И повторит: «Ничего не осталось».
“Манчестер у моря”, рецензия
Лонерган говорит о том, с чем приходится сталкиваться каждому – о событиях и поступках, след от которых не стирается. Выбирая для иллюстрации предельный сюжет, режиссер ставит очень сложную задачу и перед собой, и перед актерским ансамблем. Им удается практически невозможное: рассказать о страшных, непоправимых вещах просто, без лишнего драматизма и заламывания рук, но и не умаляя их значимости. С легкой усмешкой, чтобы не было слишком горько. С неловкой горечью, заплетающейся в словах и жестах – чтобы не было слишком легковесно. Фильм строится на едва заметных контрастах, заставляет считывать себя в деталях, интонациях, порывах. «Манчестер» очень хочется хвалить, но его боязно рекомендовать, особенно кому-то близкому – это лакмусовая бумажка при определении созвучия тебя и Другого. Вот же замечательный Кейси, по-воробьиному нахохлившийся, не знающий, куда деть ни взгляд, ни руки, такой потерянный и потухший, мертвец, насильно вытащенный из уютного гроба. Вдруг – его не полюбят? Или не оценят изящной нюансировки, волшебных мелочей, из которых состоит и без которых немыслимо кино. Замороженная курица вызывает паническую атаку, ветхая моторка служит сохранению семьи, неисправная медицинская каталка катализирует худшие кошмары, Юпитер ведет на пепелище, а лучше Мишель Уильямс никто не выставит за дверь пьяную компанию. Вдруг – ехидно низведут кино к эпитету «пролетарское», не разглядев, как локальная синеворотничковая драма поднимается до высоты большой человеческой трагедии одним лишь высоким классическим саундтреком, который в самом остром моменте буквально полосует смычковыми по открытым ранам.
Лонерган не пытается заполнить кинопространство всеми оттенками черного. Градус драматического пафоса искусно снижается юмористическими зарисовками, апатичности Ли противопоставляется активность Патрика, который находит утешение и спасение в сохранении привычного жизненного уклада: тренировки, репетиции, лавирование между двумя симпатичными подружками. При этом режиссер не забывает, как в той самой великолепной сцене с замороженными окорочками, аккуратно напоминать, что подросток находится в состоянии сильнейшего нервного напряжения. Отношения дяди и племянника создают основной внешний конфликт: для одного в Манчестере – вся жизнь, для другого нахождение в этом месте хуже смерти. Эти же отношения акцентируют внутреннюю борьбу главного героя. То, как через постоянные перебранки просвечивает трепетное беспокойство Ли о Патрике, дает понять, что уклонение от исполнения последней воли брата – не прихоть, не страх ответственности, не внезапный приступ инфантилизма.
«Манчестер» очень хочется хвалить, но его боязно рекомендовать, особенно кому-то близкому – это лакмусовая бумажка при определении созвучия тебя и Другого. Вот же замечательный Кейси, по-воробьиному нахохлившийся, не знающий, куда деть ни взгляд, ни руки, такой потерянный и потухший, мертвец, насильно вытащенный из уютного гроба. Вдруг – его не полюбят? Или не оценят изящной нюансировки, волшебных мелочей, из которых состоит и без которых немыслимо кино. Замороженная курица вызывает паническую атаку, ветхая моторка служит сохранению семьи, неисправная медицинская каталка катализирует худшие кошмары, Юпитер ведет на пепелище, а лучше Мишель Уильямс никто не выставит за дверь пьяную компанию. Вдруг – насмешливо низведут кино к эпитету «пролетарское», не разглядев, как локальная синеворотничковая драма поднимается до высоты большой человеческой трагедии
Мрачность истории сглажена не только нарративно, но и визуально. И в настоящем, и в прошлом герои существуют в постоянной тени смерти, но окружающий их мир наполнен светом и свежим морским воздухом. Любая конфликтная ситуация обязательно распахивается вовне, дает отдышаться, пока не камера не озябла, исследуя заиндевелые окрестности и медитируя на кружащихся чаек. Именно так разряжается и кульминационная сцена, когда волнение, вызванное ретроспективный переполохом в полицейском участке, понемногу утихает, возвращая героя в реальность из чистилища преследующих его воспоминаний. Лонерган вообще умело управляет флешбэками, которые не просто воспроизводят предысторию Ли, но определяют его последующие действия, одновременно объясняя, почему не самые сложные решения даются ему с таким трудом. В прошлом полыхает чудовищный пожар – это о невозможности принять новую ответственность. Брат насильно заставляет придать пустынной дворницкой хоть какое-то подобие жилища – это о необходимости взять на себя заботу о том, кто еще более уязвим, даже если это бремя кажется непосильным. Выбора нет, потому что тебе слишком уверенно и слишком открыто это доверили.
Жест доверия, который оказывает Джо Чендлер своему непутевому брату – это символ такой удивительной безграничной любви, что одно утверждение ее существования могло бы оправдать появление и без того чудесного фильма. Ярлык «тот самый Ли Чендлер» приклеивается независимо от соотношения вины и случайности. Многие двери просто закрываются – из предубеждения и осторожности. Оставить на его попечение сына значит отдать последнее, попытаться хотя бы своей смертью вдохнуть новую жизнь. Звучит чудовищно, но некоторые вещи действительно невозможно исправить, их можно лишь немного облегчить. Звучит банально, но нет ничего прекраснее и благороднее, чем кропотливое врачевание безразличной самой себе души. Красивой весенней метафорой Лонерган все же воскрешает своего героя: как возвращается солнце после тревожной зимы, как оттаивает по весне мерзлая кладбищенская земля, так способен человек собрать себя из осколков. Тело одного брата будет предано земле именно тогда, когда начнет оживать душа другого. И тут же, для снижения излишней пышности сравнения, режиссер готовит другое: новая жизнь – это новая комната, куда обязательно должен поместиться раскладной диван. Теперь найдется место не только сиротливой скорби, но человеческой близости, семейным узам, мужскому единству – всему тому, что олицетворяет в фильме старая лодка. Дорогая в содержании рухлядь упрямо напоминает, что прошлое всегда с нами, но не только в кошмарах.
