Разум и чувства
Мистер Холмс (Mr. Holmes), 2016, Билл Кондон
Виктория Горбенко о фильме Билла Кондона
Шерлоку Холмсу 93, он давно удалился на покой и мирно разводит пчел на небольшой пасеке в графстве Суссекс. Тихонько вздорит с овдовевшей экономкой, дружит с ее сыном Роджером и пытается отвоевать у прожорливого Альцгеймера свою память – ведь в прошлом осталось что-то очень важное, полустертое воспоминание о переломном моменте, о неудачном расследовании, заставившем и без того нелюдимого сыщика выбрать полное уединение. Французы бы сказали что-то в духе «сherchez la femme» – и не ошиблись. Имя женщины со старой фотографии перманентно воскресает в мозгу престарелого сыщика, оживленном то ли отваром из корня чудодейственного японского растения, то ли необходимостью на излете жизни раскрыть последнюю ее тайну. Благо, что автор первоисточника Каллин Митч, а за ним и режиссер Билл Кондон оказались слишком утонченными натурами, чтобы живописать очередную историю фрустрированной страсти к Ирэн Адлер.
“Мистер Холмс”, рецензия
Путаются воспоминания, гордая осанка сгибается под гнетом старческой немощи, скрывать которую все сложнее. Поэтика угасания, прежде чем выйти на первый план, кажется фоном для развития трех сюжетных линий. Последнее расследование Холмса – дело Энн Келлер, втайне общающейся с неродившимися детьми, которым ее бесчувственный супруг отказался устанавливать надгробия, приходится восстанавливать в памяти по приукрашенным заметкам Ватсона, излишне театральной экранизации и артефактовым перчаткам. Оно сливается в памяти со странным путешествием в Японию к господину Умедзаки, якобы давнему поклоннику Холмса, устроившему последнему увлекательную экскурсию по пепелищу сада Сюккэйэн в послевоенной Хиросиме. А есть ведь и третья загадка, безусловно, самая занятная: почему в эпидемическом масштабе стали умирать пчелы?
У Кондона получилось очень грустное кино. Шерлок Холмс должен был умереть молодым, чтобы не умереть никогда. Ни одно постмодернистское перерождение знаменитого детектива так не пугало: карнавальная неканоничность образов, созданных Дауни-младшим и Камбербетчем, все это популярное эгегейство в худшем случае может вызывать раздражение. Герой Иэна МакКеллена сохранил аристократичность оригинала, но она имеет здесь вид дорогого, а главное – любимого, винтажного сюртука, который не пощадили ни время, ни моль. Старик, сутуло стоящий в очереди на фильм про самого себя и вспоминающий имена окружающих по шпаргалкам на манжетах, вызывает щемящую тоску – по энергии молодости, по увитой плющом викторианской Англии. По тому, что финал жизни всегда оказывается печальнее фигуры умолчания в конце дорогой сердцу истории: Шерлок Холмс умрет в одиночестве и маразме, Элли сгниет в глуши Канзаса в компании сорока кошек, Скарлетт О’Хара всегда будет откладывать жизнь на завтра, увлекаемая сказками старого Юга. Или что-то вроде того. Страшит контраст моментов, где облик сыщика озаряется внезапной ясностью рассудка, и тех, где он смотрит непонимающим расфокусированным взглядом, приоткрыв утративший твердость рот. Пугает тленность всего, выходящего за рамки кинокадра.
У Кондона получилось очень грустное кино. Шерлок Холмс должен был умереть молодым, чтобы не умереть никогда. Ни одно постмодернистское перерождение знаменитого детектива так не пугало
Впрочем, сильно грустить о печальном исходе великого детектива вряд ли стоит. Шерлок Холмс здесь не является самим собой – и даже не из-за того, что знаменитая кепка, элегантная трубка и легендарный адрес «Бейкер-стрит 221Б» представлены Кондоном как художественные вольности доктора Ватсона. Шерлок Холмс становится функцией, простым олицетворением идеального разума. Строгого, холодного рассудка. По авторскому замыслу, даже такой безупречный ум несовершенен, не способен всецело понять людскую природу. Человеку не просто свойственно заблуждаться – ему порой жизненно необходимо черпать силы в своих заблуждениях, потому логически выверенный ответ не всегда является верным. Холмс не понимал этого в юные шестьдесят, потому успешно распутанное дело Энн Келлер закончилось трагично, вопреки торжествующей логике. Зато для Умедзаки спустя тридцать лет у помудревшего сыщика найдутся правильные, пусть и не соответствующие истине, слова. «Мистер Холмс» – кино на грани степенной драмы и экзистенциального детектива, где главной тайной становится не имя убийцы, но бытие как таковое, его смысл и суть. Поиск ответа на вопрос, может ли что-то иметь ценой одиночество, и может ли избавление от одиночества иметь ценой жизнь. В конце концов, действительно ли наши мертвые гораздо ближе, чем кажется. Возможно, именно в нас продолжает жить их былое величие.
