Обещание (A Promise), 2013, Патрис Леконт, рецензия
Виктория Горбенко о том как приятно иногда окунуться в эпоху недосказанных чувств.
Фридрих с детства не мог позволить себе учиться чему-нибудь и как-нибудь, потому что только образование могло проложить ему путь вверх по социальной лестнице. Устроившись работать на фабрику, он быстро привлекает к себе внимание ее владельца и вскоре становится личным секретарем магната. В доме Карла Хохмайстера Фридриху предстоит постичь еще и науку страсти нежной, ведь как не влюбиться в утонченную жену своего работодателя, такую изящную и так непохожую на простую девку, забытую где-то в прошлой жизни. Герр Хохмайстер сильно болен, но умирать не торопится, равно как не торопится уступить секретарю свою молодую супругу. Фридриха отправляют в двухлетнюю ссылку в Мексику, якобы обустраивать новое производство. Они с Лоттой дают друг другу обещание ждать и любить, но внезапно наступившая Первая мировая растягивает два долгих года на десять еще более долгих лет.
Возникает порой потребность именно в таких кристально чистых сюжетах, где всепоглощающее чувство проносят сквозь годы и невзгоды, чтобы закрепить его торжество долгожданным поцелуем.
Не совсем понятно, чем Патрису Леконту так приглянулась новелла Стефана Цвейга «Путешествие в прошлое», но к воссозданию атмосферы Германии начала прошлого века он отнесся более чем серьезно. Возможно, даже перестарался. Радуя интерьерами и костюмами, насыщенной, хотя и статичной картинкой, фильм напрочь лишен чувственности и экспрессии. Исторический и социальный контекст очерчен только если пунктирно, а сюжет развивается чинно, благородно и при этом абсолютно линейно. Актеры убедительны, но персонажи их чрезмерно сдержанны и взаимно вежливы, хотя иногда откалывают презабавные номера. Ричард Мэдден в порыве страсти обнюхивает пианино и разучивает с чужим сыном, как называется столица Финляндии (что, несомненно, актуально в 1912 году). Ребекка Холл заманивает в свои сети беспечной доброжелательностью и фортепианными аккордами, включая порой спесивое благонравие. Алан Рикман же из-за занавески наблюдает за тем, как развлекается молодежь, периодически устраивая сердечные приступы.
Определенное очарование во всем этом, конечно, есть. Приятно иногда окунуться в эпоху недосказанных чувств. Понаблюдать за героями, способными поставить долг превыше желаний, обуздать свою страсть и в самый ответственный момент заявить, мол, я другому отдана, потому поезжайте, сударь, в Мексику, а там видно будет. Возникает порой потребность именно в таких кристально чистых сюжетах, где всепоглощающее чувство проносят сквозь годы и невзгоды, чтобы закрепить его торжество долгожданным поцелуем. Да, старомодно, но чертовски обаятельно. Вот только одной ностальгии по незнакомому нам и безвозвратно ушедшему времени недостаточно, чтобы кино стало чем-то большим, нежели тривиальная лав-стори в винтажных декорациях. Предложенная развязка может удовлетворить разве только совсем юных девушек с горячими сердцами, которые свято верят в то, что любовь сильнее времени и расстояния, войны и горького опыта. В то, что любовь больше, чем жизнь. Но сама история будто не желает расставаться с цвейговским романтическим пессимизмом, она нарочито утыкает зрителя в грязные гостиничные простыни, настораживает ощущением отчужденности, устами героини Холл почти прямо заявляет, что суть вообще не в чувствах, а той надежде, которую может подарить всего лишь иллюзия таковых. Казалось бы, вот он, так необходимый фильму нерв… Но нет, Леконт сентиментально смалодушничал, отдав предпочтение вакуумной дистиллированной мелодраме.
