Пробуждение
Умершие (The Dead), 1987, Джон Хьюстон
Армен Абрамян рассказывает о последнем фильме Джона Хьюстона
Дублин, 1904 год. Пожилые сёстры Моркан устраивают традиционный рождественский бал. Собираются родственники, друзья, добрые знакомые. Царит ощущение праздника: танцы, песни, милые разговоры, вездесущий смех. Центральным событием торжества является разрезание запечённого гуся и речь в честь устроительниц бала от любимого племянника Гэбриела.
“Умершие”, рецензия
«Умершие» – экранизация рассказа Джеймса Джойса, а не Агаты Кристи, поэтому никто из персонажей не получит нож в спину и не отравится ядом. Иногда между гостями возникают недопонимания или выявляются былые обиды, но дальше пристойных перебранок дело не идёт, да и длятся они совсем недолго. Кого-то в англофильстве попрекнут, кого-то уколют за протестантское вероисповедание, а кое-кто в эмоциональном порыве скажет прямо, как ему опостылела родная Ирландия. Но всё это всего лишь болтовня под воздействием момента. Все здесь давно друг друга знают, все уже давно не молоды, поэтому чаще всего любой диспут сливается в воспоминания о прошлом, в прославление старины, в то, как замечательно было раньше и как нынче всё обмельчало и исказилось. Чистейшая ирландская закваска из-под пера Джойса обретает общекультурную обзорность. Тихий очерк, наполненный милой суетой пустых слов и лишних движений, оставляет шлейф драматических намёков и трагических недоговоренностей в лучших чеховских традициях.
Из 75 минут экранного времени час занимает рождественское празднество в доме пожилых тётушек,изредка прерываемое статичными кадрами холодного зимнего вечера дублинской улицы, в которых показан дом со стороны внешней: комнаты на этажах, полные света, и силуэты, мелькающие в этом свете. Не силуэты – тени тех, кто давно уже внутренне мёртв и продолжает жить по инерции, и тех, кто непременно умрёт скоро… или… какая разница – все смертны. Последние пятнадцать минут действие переносится в тёмную комнату отеля, где остановились после праздника Гэбриел и его жена Гретта. Пышная утомительность застолья сменяется интимной обстановкой, покрытой ощущением тайны. Мужчина счастлив пойманным моментом и полон вожделения к женщине, а женщина счастлива тем, что унеслась в свою юность, в нежное трагическое воспоминание. Она впервые рассказывает мужу о человеке, которого давно уже нет в живых, но который в её жизни, возможно, живее всех рождественских торжеств, живее всех смеющихся и поющих гостей на этих торжествах. Возможно, для неё он более жив, чем Гэбриел. В полумраке комнаты, наедине друг с другом супруги – как призраки среди живых. А всё живое за окнами – заведомо мертво.
«Другие тени обступали его. Его душа погружалась в мир, где обитали сонмы умерших. Он ощущал, хотя и не мог постичь, их неверное мерцающее бытие. Его собственное «я» растворялось в их сером неосязаемом мире; материальный мир, который эти мертвецы когда-то созидали и в котором жили, таял и исчезал»
В прозрении Гэбриела нет ничего удивительного и индивидуального. Это тот же опыт осознания бренности сущего, осознания бренности самого себя как части сущего, который обязан пройти каждый. В этом состоит важный акт пробуждения, акт кризисной инициации во имя дальнейшей жизни и смиренного принятия того, что ожидает впереди, вплоть до последнего вздоха.
Бережно перенося на язык кино одноимённый рассказ, громогласный сторонник большого стиля Джон Хьюстон раскрывает себя как чуткого наблюдателя и тонкого бытописателя
Бережно перенося на язык кино одноимённый рассказ, громогласный сторонник большого стиля Джон Хьюстон раскрывает себя как чуткого наблюдателя и тонкого бытописателя. Хьюстон проработал в режиссуре 45 лет. Он снимал фильмы самых разнообразных жанров и стилистических тенденций. Первый его опус – «Мальтийский сокол» стал новаторской вехой и эталоном. Так и должна проявлять себя амбициозная молодость. Его последняя работа отличается изысканной скромностью, излучая поистине непреходящую мудрость. И первый, и последний фильмы – творения мастера. Так и стоит уходить из профессии: с негромким завещанием, с посланием всеобъемлющего постижения.
«…снег легко ложился по всему миру, приближая последний час, ложился легко на живых и мертвых»
