Она (Elle), 2016, Пол Верховен
Виктория Горбенко о постыдном удовольствии быть женщиной, истончении границ допустимого и смирении
За темным экраном слышны звуки интенсивного полового акта. Камера сначала изучает кота, равнодушно наблюдающего за происходящим, и лишь потом приближается к раскинувшейся на полу паре. Тут становится понятно, что речь не о внезапном порыве страсти, а о жестоком изнасиловании, произошедшем средь белого дня в фешенебельном районе. Впрочем, главная героиня, Мишель Леблан, сохраняет удивительное самообладание. Женщина наскоро приводит себя в порядок и заказывает ужин, за которым рассеянно сообщает сыну о «падении с велосипеда». Чуть позже оказывается, что у Мишель есть веская причина избегать частых встреч со служителями закона: когда ей было десять, месье Леблан, добропорядочный католик, слегка оскорбился, что ему запретили крестить лбы соседским детишкам, и прошелся с ружьем и молотком по всему кварталу, не пощадив никого, исключая почему-то хомячка. Память о давней истории навсегда отпечаталась на психике героини и газетном снимке, где она стоит в одном исподнем, вся в крови и пепле.
“Она”, рецензия
Детская травма как мозговая кость для диванного психоанализа, однако Верховен касается ее вскользь. Для него это, с одной стороны, инструмент саспенса, поскольку никто не знает, что на уме у дочери серийного убийцы, которая после нападения не разыгрывает карту жертвы, а начинает свою охоту, вооружившись газовым баллончиком и среднеразвитой наблюдательностью. С другой стороны, в прошлом Мишель кроются причины ее маниакального стремления держать все под контролем – ничья воля не теперь не обнажит ее для чужих взглядов. На этом режиссер заканчивает постижение внутреннего мира героини и сосредотачивается на игре. Игре в триллер и игре в детектив. Впрочем, и этим зритель обманывается недолго. Несмотря на жанровую многоголосицу, очевидно, что больше всего в «Ней» уморительной социальной сатиры. Так же, как и легендарный «Основной инстинкт», это пародия на феминизм с той лишь разницей, что два десятка лет назад Верховен чуть больше верил в маскулинное начало этого мира. Он иронизировал над героем Дугласа, но, как ни крути, наделял его крутым характером.
Если же присмотреться к окружению Мишель, можно легко заметить, что в нем напрочь отсутствуют сильные мужские типажи. Бывший супруг – неудачливый писатель, которому нужно помогать в решении финансовых проблем, да так, чтобы ненароком не задеть его достоинство. Любовник – внешне успешное, но какое-то непримечательное, ахаризматичное существо. Сын – великовозрастный инфант, работающий «свободной кассой» и беспрекословно сидящий под каблуком у истеричной подружки. Жених молодящейся матери – классический жигало. Подчиненные – молокососы с огромными амбициями и скромными достижениями в резюме. Даже кот, и тот поленился выцарапать глаза негодяю в балаклаве. Героиня Юппер с достоинством несет звание современной самодостаточной женщины, но после повторного нападения становится очевидно, что она и хотела бы подчиниться, да некому. И смех, и грех, но насильник оказывается единственным мужчиной, способным доминировать. В дешифровке садомазохистского контекста интересно то, как «Она» соотносится с «Пианисткой», еще одним юпперцентричным фильмом. Пятнадцать лет назад Ханеке снимал кино о том, как женщина выбирает крайнюю форму подчинения, потому что именно она навязана теле- и киноиндустрией. Сейчас невозможно и это. Мужской мир, кажется, настолько захирел, что и быть женщиной стало постыдным удовольствием.
Несмотря на жанровую многоголосицу, очевидно, что больше всего в «Ней» уморительной социальной сатиры. Так же, как и легендарный «Основной инстинкт», это пародия на феминизм с той лишь разницей, что два десятка лет назад Верховен чуть больше верил в маскулинное начало этого мира
На ханековское кинополе картину выводит и включение в контекст игровой тематики. В «Видео Бенни» под влиянием телевидения стиралась грань между реальным и искусственным, а следовательно – допустимым и недопустимым, в «Ней» то же самое происходит по вине игровой индустрии, функционирующей по принципу усиления психоэмоционального воздействия на геймера. Подобные тенденции наблюдаются и в обществе, которое становится все менее восприимчивым к любым девиациям, растягивает границы дозволенного и нуждается во все более серьезных встрясках, чтобы очнуться от нарастающего безразличия. Спать с благоверным лучшей подруги? Подумаешь, не в мужиках счастье, тем более – не мужик и был. У белых родителей родился темнокожий ребенок? Это даже перестало быть достойным сюжетом анекдота. Наметился мезальянс, где невеста старше на полвека? Нет-нет, ничего смешного, совет да любовь. Женщину избивают и насилуют в собственном доме? Отличная закуска под аперитив, главное не забыть провериться на ВИЧ! Так пресловутая толерантность превращается в слепоглухонемоту, иными словами – в инвалидность.
Но самое удивительное то, как набор едких карикатур складывается в гуманистическое высказывание о смирении. Традиционный для выяснения отношений ужин на Сочельник становится отправной точкой в перерождении героини, знаком, что даже в ее стерилизованном мире невозможно контролировать все. Как минимум, вопросы жизни и смерти нам не подвластны. Уходит злость на людское малодушие и несовершенство мира, сопровождаемая приступами правдорубства. Приходит понимание, что к человеческим слабостям разумнее относиться снисходительно. Верховен неожиданно подхватывает умудренно-ироничную соррентиновскую интонацию, и оказывается, что люди способны пусть не на многое, то хотя бы на что-то, если им дать шанс. А даже если абсолютно бесполезны, появляется повод для сочувствия, но никак не желчности. Это не значит, что нужно беспрекословно соглашаться с любой гнусью и входить в положение каждого мерзавца. Но, прогуливаясь по кладбищу утраченных иллюзий, не будет лишним произнести молитву о душевном покое.
Боже, даруй нам милость: принимать с безмятежностью
то, что не может быть изменено,
Мужество — изменять то, что должно,
И Мудрость — отличать одно от другого.
