Спасти и сохранить
Аритмия, 2017, Борис Хлебников
Игорь Нестеров считает «Аритмию» Бориса Хлебникова лучшим российским фильмом 2017-го года и прекрасным лекарством от мизантропии
Как это ни странно, наш кинематограф в отличие от телевидения перенёс на экран откровенно мало сюжетов о людях, которые тратят свои жизни на то, чтобы продлевать жизнь другим. Профессию врача незаслуженно обделили вниманием, с головой увязнув в бандитско-ментовских разборках. Ровным счётом ничего уровня серьезных американских медицинских драм («Воскрешая мертвецов», 1999) или трагикомедий («Целитель Адамс», 1998) до последнего времени не появлялось. Тем радостнее и своевременнее выглядит выход фильма Бориса Хлебникова, вернувшегося к полному метру после долгого пятилетнего перерыва. «Аритмия» – кино зрелое, находчивое, пылкое, из тех, что даёт сильный витальный импульс и задаёт новый настроенческий вектор. Фильм имеет все шансы сколотить широкий круг поклонников и, возможно, последователей, став точкой преломления русской кинобезнадёги, теряющей самоедскую новизну и шоковый эпатаж.
Заповедная творческая зона Хлебникова – российская провинция, где все светлые и неприглядные стороны нашего бытия куда более заметны и выпуклы, чем в столицах. Ярославское захолустье второй раз становится площадкой для разворачивания сюжета режиссёрского фильма, формируя лаконичный, но совсем не мрачный облик замкадья. Семейная пара, медсестра Катя и парамедик Олег, находятся на грани развода, в точности как герои другой громкой картины этого года – «Нелюбви» Андрея Звягинцева, однако на этом сходства заканчиваются. И он, и она – трудоголики, отзывчивые, глубокие, светлые люди, у которых каторжная, безденежная, неблагодарная работа отбирает все силы, не оставляя времени ни на чувства, ни на отношения, ни на обустройство домашнего очага.
“Аритмия”, рецензия
Фильм «Аритмия» вместе с более ранними режиссёрскими работами «Свободным плаванием» (2006), «Долгой счастливой жизнью» (2012) образуют условную трилогию, которая переосмысливает советское производственное кино, перекладывая его на нынешние отечественные реалии. Объединяют эти фильмы три ключевых компонента: общее место действия – российская глубинка, общая среда – ординарный трудовой коллектив, и замечательный актёр Александр Яценко, который воплощает на экране непохожие, абсолютно разноцветные и разнокалиберные характеры. Героям первых двух картин – молодому рабочему Лёне и фермеру-партизану Александру одинаково веришь, сопереживаешь, но воспринимаешь их скорее, как режиссёрские абстракции – попытки выдать желаемое за действительное. Персонаж «Аритмии» сыгран иначе.
Врач скорой помощи Олег вовсе не житейский образ: при всём желании в нём сложно заподозрить соседа по подъезду. Тем не менее Яценко канонично передаёт приземлённость и одухотворённость, мощную энергетику и по-детски наивную простоту, именно поэтому его герой всерьёз претендует на вступление в отечественный кинопантеон, где-нибудь между Гошей («Москва слезам не верит») и Виктором Служкиным («Географ глобус пропил»). Дуэт Александра Яценко и Ирины Горбачёвой заразительно органичен: их размолвки и примирения, слёзы и радости не выглядят чужими или посторонними. Актёры захватывают внимание с первых кадров и держат до финальных титров.
Из фильма в фильм Борис Хлебников снимает про обычных людей, «common as dirt», как сказали бы где-нибудь в Техасе, причём никто бы не обиделся. У нас же слово «обычный» с некоторых пор превратилось, если не в ругательство, то в синоним лузерства – серости и отсталости. Режиссёр всеми своими картинами, и «Аритмией» особенно, реабилитирует это слово, оживляя важные и напрасно забытые истины. Обычность, по Хлебникову, не значит обыденность. Кто-то из великих изрёк, что в луже захлебнуться куда проще, чем в море. Герои «Аритмии», причём не только главные, уникальны уже тем, что плывут сквозь монотонные будни не как щепки, не как баловни судьбы, но как пловцы-любители – неумело, неуверенно, временами бесцельно, но упрямо и поэтому трогательно. И речь тут вовсе не о том, что они не могут утонуть или заплакать от бессилия, а о том, что у них есть воля и желание преодолеть течение.
Так сложилось в российском кинематографе эпохи нулевых-десятых, что главным объектом исследования и изображения становится подспудное русское зло и его человеческая инкарнация. Режиссёр порывает с этой традицией, поэтому зло в «Аритмии» не названо и не персонифицировано. Как правило, источником или вместилищем тривиального бытового зла, как в фильмах коллег Хлебникова по «новой волне», так и в его собственных киноработах, выступает чиновник или силовик, однако на этот раз авторы отказываются от заведомых штампов. Носители власти здесь – гнусноваты, трусоваты и местами смешны, а вовсе не монструозны и беспричинно жестоки, как в «Сумасшедшей помощи» (2009). Единственный выраженный антагонист, новоявленный завотделением скорой – бюрократ-халтурщик, грубый карьерист или, максимум, обыкновенный мерзавец, но ни в коем случае не кровопийца. Бороться с таким не то, чтобы – бесполезно, он просто представляет собой данность, часть российского пейзажа, которую никуда не денешь и никуда не спрячешь. Однако это ничуть не означает, что следует молча наблюдать за тем, как хамство и халатность одерживают верх, поэтому Олег, Катя и их коллеги противостоят пошлости и безразличию системы, как умеют.
«Аритмия» – кино зрелое, находчивое, пылкое, из тех, что даёт мощный витальный импульс и задаёт новый настроенческий вектор. Борис Хлебников верен себе: режиссёр был и остаётся едва ли не единственным принципиальным оптимистом от отечественного авторского кино, не потерявшим веру в человека, вообще, и российского человека, в частности
Если Звягинцев создал фильм о нелюбви, то Хлебников снял фильм о любви, причём любви взаимной – между мужчиной и женщиной, между мастером и делом, наконец, между человеком и чередой красно-желтых дней, иногда именуемых жизнью. Такой подход не воспринимается нелепым, приторным или нечестным. Эффектное сочетание музыки и видеоряда, интерьерной и натурной съемок высекает искру, которая преображает кинопространство, попадая в зрительский нерв и зажигая нужную эмоцию. Пусть филантропия уже давно не в моде среди киношников и критиков, но Хлебников верен себе: режиссёр был и остаётся едва ли не единственным принципиальным оптимистом от отечественного авторского кино, не потерявшим веру в человека, вообще, и российского человека, в частности. Последний не только способен на поступок, на сопротивление произволу, на профессиональную самоотдачу, но и на поэзию чувств. Даже несмотря на то, что в карманах голяк, сердце рвётся от тоски, а быт пожирает с головой. И хочется в Ялту под парус, но приходится пробиваться сквозь пробки и выручать людей, попавших в беду. Потому что иначе – всё сломается, перевернётся и закончится. Потому что больше некому выровнять сбивчивый пульс этой огромной и больной страны.