По ту сторону отчаяния
Слон сидит спокойно (Da xiang xi di er zuo), 2018, Ху Бо
Александра Шаповал рецензирует четырехчасовой китайский фильм с последнего Берлинале
Февраль, 2018. Программа «Форум» 68-го Берлинале. Сенсация: четырехчасовой китайский чемоданчик от Ху Бо, навек 29-летнего творца. Дебютный фильм – длиною в зрелый поэтический и режиссерский дар, печатка авторства. Фатальный опус магнум, Ху Бо не стало еще осенью. По собственному выбору. В контексте ленты, где танатос так насыщен, события особен звук: неумолимой неизбежности, ожившей смертной грезы. Но в глубине фильм полон жизни. Отчаяния жить, отставив всю земную смерть.
Китайская провинция, стиральная машинка, прокручивающая многократно пустоту. Все потускнело, вымылось – цвета стеклись в холодный общий серый. Дыханье мусора, тумана, близость шахт, куда косматым утром каждый день на допотопных тарантайках везут продать дешевое шмотье смурные матери. Пока угрюмые отцы, ушедшие за взятки, прозябли дома, вымещая злость на детях, «провонявших» всю квартиру.
Кадр из фильма «Слон сидит спокойно»
Весь город провонялся: отсырел и отсерел, покрылся плесенью. Налетом беспробудства эгоизма, нелюбви. Апатии, незнанья перспектив и целей – помимо торга шашлыком на рынке. И дети города уже поражены всеобщей внутренней болезнью – отчаянным выстраиванием стен. Вовне которых в кадре все размыто, но эта самозамкнутость – не вдумчивая углублённость ищущих, а вакуум: врожденное отсутствие длины, пространства. Как у местных пустырей, бессмысленно отъединенных огражденьями.
Но у заборов есть прореха: общественный, семейный долг – традиция уклада отношений, поддерживающая в человеке человечность. Вэй Бу, подросток, должен защитить товарища (в китайских школах те же bullies) – по дружбе. А по сути – из собственной аморфной экзистенции: «Я есть… убьют – и хорошо». По совести Юй Чен, вождь местной банды, скрывается от горя и вины: из-за него друг совершил самоубийство. А по сути, бежит он из стыда: ему ничуть не больно. Как не больно от того, что младший брат избит – за что он должен мстить, по праву старшего.
Не может бросить дом и юная Хуан Лин, бежав из города с Вэй Бу, к которому стремится. А по сути – из ненависти к матери, что просит отыграться. За помятый торт, текущий унитаз, разбросанные по квартире лифчики – дочь спит с женатым взрослым, не питая чувств. Пенсионер Ван Цзин – заложник долга «заботливой» семьи: ему пора в дом престарелых. То есть – отдать квартиру ближнему (что, собственно, и не секрет). Старик мечтал бы умереть в своем жилище, но должен прикрываться другом-псом: с ним не пускают в учрежденье.
Четыре выхваченных маленьких героя вдруг волей обстоятельств получают шанс. Шагнуть правее усредненности, чуть вбок от отчуждения. И, может быть, среди помятой мглы на миг увидеть чистый белый снег: в монтажных вставках в серость. Редких, но витальных. Сулящих неугасшую надежду и мечту. Или хотя бы – пятна цирковой рекламы на заборах, алеющие целью: «Маньчжурия».
Ночь. Улица. Пустырь. Лапшичная. Все будет так. Но есть исход. Фигуры обязательно сойдутся в точке икс. Если поезд отменили – поехать можно на автобусе
В маньчжурском цирке живет слон. Он неподвижен дни и ночи; спокоен, что бы ни случилось – живое изваяние, легенда. Увидеть бы слона… Как исполинского кита в «Гармониях Веркмейстера» у Тарра. Изведать чудо – прикоснуться к другой жизни, означенной нездешним смыслом. Прикоснуться к жизни. Вкусить от древа знания.
Маньчжурия – мечта о жизни, посреди всесилья смерти. Отказ смириться, выбор проблеска во мраке, место для шага вперед. Или нет? Край-марионетка, иллюзия, несбыточное «там»? Узнаешь, только сев на поезд. Life begins on the other side of despair, – шепнул когда-то Сартр. Свобода – по ту сторону отчаянья. Маньчжоу – Go.
И пусть все ружья, спрятанные по карманам, выстрелят. И псы окажутся кусачими. Смерть – неизбежной. А Китай – таким далеким, но и близким: мешки костюмов, однотипность стрижек, родная брань, задрипанность автобусов, бесцветье вывесок, горбатый грязевой ландшафт… Ночь. Улица. Пустырь. Лапшичная.
Все будет так. Но есть исход. По краю бездны, в тесной пустоте под гнетом камеры, внутри тягучего построка Hua Lun, в неловких действиях – от поеданья супа до выстрела – фигуры обязательно сойдутся в точке икс. В конце концов, насущно лишь одно: что если поезд отменили – поехать можно на автобусе. Да, долго. Неудобно. Да, в обход. Но что поделать, если только так услышишь рев слона?…
