Бразильская тоска a la russe
Солнечный удар (Insolação), 2009, Филиппе Хирш, Даниэла Томас
Армен Абрамян рецензирует бразильскую драму 2009 года
Приятный глазу минималисткий фотоколлаж в серо-белых тонах. Как таковой истории здесь нет, есть сменяющие друг друга эскизы с лицами людей, произносящих (с одинаковой бесстрастной интонацией) как возвышенные речи, так и дежурные реплики. Камера движется неторопливо и выбирает такой ракурс на дистанции, чтобы смотрелся кадр непривычно, и, видимо, оригинально. Но операторская работа вызывает чаще дискомфорт от неудобных снимков…именно снимков, ибо эстетика движется не от застывшего к движимому, а наоборот, поэтому ассоциации с фотографиями уместнее сравнений с собственно предметностью 24 кадров в секунду. В этом есть свой смысловой императив, т.к. главной темой «Солнечного удара», опосредованно отсылающего к русской классике (не только к одноимённому рассказу Ивана Алексеевича Бунина) являются воспоминания и сожаления о невозможности счастья. Именно в этом, по мнению бразильских постановщиков Фелипе Хирш и Даниэлы Томас, и состоит суть русской классической литературы. И в полном соответствии с европейским штампом восприятия великой и «загадочной» культуры, актеры, следующие манере аккумулирующих книжных персонажей, обладают звучными русскими именами вроде Владимира, Зойки и т.п. Они беспрестанно вещают обо всём и ни о чём в обрывках странных диалогов, которые настолько пытаются быть обрывками и странными, что очень быстро начинают утомлять своей выверенностью и напыщенностью.
Кадр из фильма “Солнечный удар”
В «Солнечном ударе» нет не только истории, но и героев. Персонажей немного, да и эти ходячие формулы (вроде старого мудреца или страдающей нимфоманки) передвигаются из сцены в сцену и страдают каждый о своём. О конкретике данных страданий порой вообще невозможно догадаться в виду намеренно усечённой информации в диалогах и монологах (последних больше). Внезапно всплывающие аллюзии на Пушкина, Чехова, Бунина не помогают пониманию, зато создают некое интеллектуальное поле, в котором обречёнными пленниками изолированы малоинтересные скучные люди.
Несмотря на все разбросанные связующие ниточки, объединяет персонажей, пожалуй, только одна национальная пламенная страсть – любовь к кофе. Что важно, кофе здесь постоянно заказывают, на него приглашают, но не пьют. Тоже повод к метафоричности, являющейся каркасом постижения фильма.
В «Солнечном ударе» нет не только истории, но и героев. Персонажей немного, да и эти ходячие формулы (вроде старого мудреца или страдающей нимфоманки) передвигаются из сцены в сцену и страдают каждый о своём
«Солнечный удар» вроде как о стихии угасания, сменяющей не менее мощный стимулятор – жажду жизни. Вот только исполнение отдаёт надуманностью. И, если иностранцу всё это может показаться волшебством специфичного видения, то насмотренному (а, главное, начитанному) зрителю из России придётся сделать над собой усилие, чтобы удержаться от смеха над махровыми бразильцами, сходящими с ума по учебнику «Введение в русскую литературу»…после, предающихся рафинированной бунинской тоске по мёртвому идеальному миру в агорафобной наготе пустых помещений и мокрых улиц, укрытых унылым серым небосводом. А когда зрелый мачо с бородой как у молодого Шуфутинского обращается к малолетке (со всей возможной нежностью) словом «Зойка», так и ждёшь напевного продолжения: «…когда я на тебя смотрел, Зойка, я задыхался и бледнел…».
