Кудыкина Гоа
Родина, 2015, Петр Буслов
Игорь Нестеров видит в «Родине» аллегорию бердяевского свойства и бердяевской же свежести
Вот уже пару веков подряд пользуется популярностью одна русско-народная забава. Правила её просты: нужно вообразить себя мучеником совести или невольником чести, расплеваться глиной и ржой со страной этой хамской, чужой и ринуться в дальние дали за интеллектуальным оргазмом, моральным релаксом и кармическим пуризмом. Но если раньше чемоданной тоске предавались лишь богатые, знаменитые и просвещенные, то намедни к ним примкнула многотысячная камарилья из айтишников, офис-менеджеров, веб-дизайнеров и прочих креативщиков разной степени беловоротничковости. Кто-то полагает, что новоэмигрантами движет болезненное чувство справедливости и тонкая душевная конструкция, кто-то видит корень пресловутого «поравалить» в трусливом эскапизме и жалком бессилии. Пётр Буслов, намеренный, похоже, остаться в кинематографе всерьез и надолго, попытался копнуть глубже и снял немного блоковское по настроению и довольно бестолковое по реализации кино про бульдожью хватку отечества, которое, как уверял поэт, вглядывается в каждого блудного ребёнка, где бы он ни был. И с ненавистью, и с любовью.
“Родина”, рецензия
Поначалу при просмотре «Родины» складывается и укрепляется обманчивое впечатление, что зрительскому вниманию предложена авантюрная и адреналиновая экскурсия по ранее не хоженым закоулкам русского мира, который стихийно вырос в самом крохотном штате Индии и стал, пожалуй, одним из самых причудливых этногеографических курьёзов нулевых. Типажи героев, как на подбор, отличаются выпуклостью и жизненностью. Гламурная девочка, утомлённая наставлениями папы-олигарха. Харизматичный миллиардер, сломленный раком. Типичный миллениумщик, разбитый сибирским беспросветом, ищущий истину в медитации и амфетамине. Флегматичный чиновник с беспечной женой, бурно переживающие кризис среднего возраста. Быдловатые туристы, наделенные всеми атрибутами быдловатости (кроме, разве что, истошного крика «Тагииииил!»). Все эти усталые «рожи соотечественников» помещены в живописные субтропические декорации и аутентичную среду обитания с неоновыми дискотеками, нарко-вечеринками, кружками йоги и упоительными закатами. Не в меру дружелюбные индусы, пацифистские изображения Ганди, восточные базары играют здесь исключительно фоновую роль. Как впрочем, и всё внешнее изобилие на поверку оказывается необязательным и вторичным, поскольку режиссёр ударяется в аллегории бердяевского свойства, бердяевской же свежести, изложенные весьма неудачным киноязыком.
Проблема в том, что подход к составлению сюжета, взятый на вооружение Бусловым в своей четвертой полнометражке – это пахучий экстракт из иньярритовщины, изрядно удобренный бойловщиной. Казалось бы, в сноровистых руках автора «Бумера» расчленение киноканвы на независимые, но пересекающиеся отрезки могло произвести немалый зрелищный эффект. На практике же излюбленный трюк оскароносного мексиканца проваливается в последних эпизодах, когда разрозненные линии фабулы не удается скомпоновать в логическое целое. Динамизм кинокартин британца категорически не идёт на пользу бусловской драйв-драме по причине сумбурности расстановки кульминационных точек, а так же из-за неумения режиссёра подобрать нужный акцент в нужный момент. В результате излишнее и чересчур натужное внимание привлекается к ещё одной народной забаве – самобичеванию в исполнении Петра Фёдорова («Русские! Мы – говно!», «Мне кажется, я не люблю свою Родину»). Есть ощущение, что актёр, колоритно воплотивший на экране неонациста Максима Марцинкевича, прекрасно умеет справляться с экспрессивными и реалистичными сценами. Тем досаднее наблюдать, в какие узкие и неестественные рамки поставили его создатели фильма. Екатерине Волковой так же достаётся эпизод с явным эмоциональным перегибом, когда чиновничья супруга в припадке антипатриотизма предпринимает попытку отказаться от возвращения в крепкие объятья отчизны. На фоне столь жирных клякс, все остальные сценарные цепочки решительно ослабевают и выглядят оборванными, при этом напрочь теряется смысл такого долгого раскладывания сюжетного пасьянса, цель которого, как выясняется, не развлекательная, но иносказательная.
Проблема в том, что подход к составлению сюжета, взятый на вооружение Бусловым в своей четвертой полнометражке – это пахучий экстракт из иньярритовщины, изрядно удобренный бойловщиной.
Не возникает особых сомнений, что режиссёр при помощи чуждых жанру киноприёмов снял притчу о затейливых, но далеко не новых изгибах национального сознания. На это намекает уйма разных намеренно выпячиваемых деталей, например, знак рубля, в который превращается буква «Р» из названия фильма. Да и сам постановщик открыто признаётся журналистам в метафорическом характере своей киноработы. При желании в скитаниях русских по нерусской земле можно, конечно, разглядеть и кризис самоидентификации, и шевчуковское «мы на Родине в плену», и даже обрыдлую цивилизационную энтропию. Сама собой напрашивается пошлая и избитая ассоциация: сбежавшая на Гоа девочка – Россия, онко-миллиардер – плутократический режим, которому срочно пора одуматься, раскаяться и обернуться старцем Федором Кузьмичом, иначе всё пропало. Только вот те излишне мягкие и конформистские решения, которые предлагает режиссер, вводят в транс не хуже индийского гашиша. Отвечая на вопрос, кто все эти люди, толпами убивающие своё время в праздности и галлюцинациях – птицы ли перелетные, крысы ли, бегущие с корабля, Буслов настаивает на первом варианте и утверждает, что Родина обязательно вернет всех шальных птенцов в своё теплое, хотя и не слишком симпатичное гнездо. Быдло переведется, поколение Y обретет гармонию, пропавшая девочка найдется, а гуманный чиновник вновь полюбит суженую. Когда сие свершится, банальная дача взятки покажется благим делом, а коррумпированный гаишник – апостолом, прощающим грехи, что бы там не твердил проклятый Навальный. Беда только в том, что этой дорогой мы уже ходили и не похоже, чтобы она вела к Дому.
AlteraPars:
