Вечное возвращение
Родина, 2015, Петр Буслов
Антон Фомочкин видит в «Родине» абстрактное высказывание о вечном
На земле пальм, где время застыло от коллективной медитации, ежедневно происходит вавилонское столпотворение, до которого никому нет дела. Толпа все равно разделится на наших и не наших, а ключевая моральная дилемма ограничится риторическим вопросом: «Виски или ром?». Ответа в ветхозаветных писаниях, к сожалению, не найдется. Однажды девушка растворилась в темной и душной ночи, сделав все, чтобы не найтись. Мир большой, человек маленький. Ринулись за просветлением, оказались в солнечном лимбе. Вот тебе море, вот песок, но в мыслях промерзлая и серая другая страна, наблюдать за которой проще с лежака на пляже. Как и за прожитыми годами, засматриваясь в небо. Дойдя до осознания, любишь ты кого-то или нет, проиграв в угадайку с собственной судьбой. Пульсирующая рефлексия – суета. Вырвать из этого степенного потока мысли способна лишь депортация, когда в руке билет в один конец, а забирать тебя приезжает не всевидящий страж, мелькавший на горизонте до того, а два индуса в официальных костюмах из другого управления.
Такие сейчас порядки – погонишься за пресловутым zeitgeist, отстанешь на полголовы. Новый Буслов совсем не о том, что происходит здесь и сейчас, он (как и всегда) про людей в некий абстрактный промежуток времени. «Родина» – зеркало, архетип на почве иной культуры. Вот он, по центру, собирательный образ, простой, среднестатистический гражданин, которому больше всего на свете не хочется обратно, и не важны причины, просто сил терпеть уставшие рожи не осталось. Вот только крови мы все одной. Режиссер сооружает многоуровневую конструкцию из мифологических отсылок, христианских образов и самодостаточных цитат, которые впоследствии заживут своей жизнью, не сводя воедино бархатные линии судеб оказавшихся в одной плоскости героев. Существует только две точки пересечений – отбытие и возвращение на землю родную (которая на время путешествия осязаема в памяти), все остальное – персональная одиссея, продолжительность которой зависит исключительно от поступков. Внутри лимба все слова сливаются в одно, подобно имени героя фильма Макара – «карма» настигнет, воздаст за деяния, вышвырнет и добавит сверху.
«Родина», рецензия
Это дверь в одну сторону, которую, один раз открыв, обратно не закроешь. Коверкать и стирать имена с табличек. Слов много, суть одна – обнулиться, заглушить тоску, очиститься, обряд, через который так или иначе придется пройти. Для того все нити протягиваются через одну долгую ночь, время в дальнейшем значения не имеет. Последний день праздника холи – самосожжение, за которым пристально следят боги. Чтобы как феникс из пепла. С размалеванными лицами слиться в единое месиво расплывающихся перед глазами цветов. Обнаженный человек с расщепленным разумом, передразнивающий встречных людей на рейве, растворенный в окружающей среде – сгусток, олицетворение «здесь и сейчас», момента проникновения на инфернальную территорию. Коллективный катарсис, происходящий в наэлектризованном пространстве из пустоты, – кислота, сожжение паспорта – условности, освобождение, успокоение – вот цель. Когда стираются границы, и толпа превращается в коллективное бессознательное, разучившееся слушать, но способное слышать, безразлично повторяя сказанные с диджейского пульта слова. Перед зрителем – зачатки последствий, плата за съедающий душу страх. Истории не требуют ярко-выраженной финальной точки, они продолжаются за пределами географических границ, просто переставая иметь значение, оказываясь завершенными в системе фильма. Вот моральный слом, разного оттенка эмоциональное переживание, заставляющее исповедоваться, говорить на дикой смеси русского и английского, забыв, где ты и что. Пресловутая правда, которую так вожделел Макар.
Такие сейчас порядки – погонишься за пресловутым zeitgeist, отстанешь на полголовы. Новый Буслов совсем не о том, что происходит здесь и сейчас, он (как и всегда) про людей в некий абстрактный промежуток времени
Слова в «Родине» играют отдельную роль, проговариваются они зачастую в глобальном контексте, смешивая высказывание и внутрифильмовой нарратив. Не любить тебя проще, когда ты рядом, – обобщение на магистральную тему картины, сказанное Кристине, предстающей за несколько минут до этого богиней-матерью Кали в разноцветных бликах огоньков. Девушка, носящая библейское имя Ева, в исполнении актрисы Аксеновой внешне – вылитая дева Мария, параллель с которой проведена святым отцом в церкви. Тот излагает одну из альтернативных трактовой зачатия Христа, воспринимая несвязные всхлипы и чуждую речь на эмоциональном уровне. По логике фильма: кесарю кесарево, перерождение нужно еще и осознать. Нацепил майку с Ганди – будь добр, придерживайся принципа ненасилия. Оступишься, поддашься моральному нетерпению, и Шива сочувственно пробормочет – «Я же просил». В пару противоположностей смиренному наблюдателю – инспектору Дипаку – Буслов вводит персонажа по имени Космос, санитара леса, косвенно или напрямую причастного к фильтрации туристического потока заблудившихся с помощью скляночек с химическим суррогатом обнуления под знаменами благой цели «освобождения разума». Вот и получится, что каждый виноват в чем-то своем, и рубаха-парень Макар, достигший, кажется, желаемого просветления, окажется гоним ветрами в мрачную небесную мглу.
А в Москве снег пошел. «Родину» чувствуешь столь же явно, как и колкие снежинки, ложащиеся на ладонь. Складывающиеся из нагромождения неприятностей судьбы героев на экране отзываются сочувствием, переходящим в свойственное только выбранной географии смирение, потому что есть течение, берег, псы и, если абстрагироваться от шума, отбросить все ненужное, то, может, и обретешь покой. Стоит двигаться по-старому – и любой хеппи-энд омрачится мелочными неурядицами, и ничего с этим не сделать. Это абстрактное высказывание о вещах больших, чем количество дней в метрике. В конце концов, есть только высшая сила, прекращающая это вечное возвращение. Сезон закрыт. Шанти-шанти.
AlteraPars:
