Сказок край

Из всех сказок на земле, какая была первой?

Рассказали её над колыбелью младенца или у пламени костра?

Был автор седовлас, ворчлив и горбат? Или речь об укутанной шелками Шахерезаде?

Было ли в этой истории доброе волшебство, или одни лишь пустые грезы о черной магии?

Мы рождаемся со сказкой в сердце, а умираем со сказкой на устах; наше взросление – ничто иное как переход из возраста слушателя в рассказчика; да и что такое старение, если не угасание мира фантазии. А потому, слушайте. В некотором царстве, в некотором государстве…

Букет (Kytice), Франтишек Антонин Брабец, 2000

Тревожно спит дитя, убаюканное бабушкиными историями, которые та мурлычет своим хриповатым от старости голоском, пока пальцы послушно вяжут петли платка на зиму. Семь свечей горит на столе – и с каждой сказкой по одной гаснет. А бабушка все воркует, приоткрывая завесу в потусторонний мир. Весь славянский фольклор, все цветовые гаммы – от аквамариновых русалочьих цветов до пыльно-желтых акварелей – собрались в «Букете» сотнями мелодий, красок и ароматов. Брабец снял кино, доступное на уровне интуитивного понимания. Фольклорный его фундамент уходит корнями в самое детство, а там крепко врастает в излюбленные легенды и байки. Такая потрясающая самобытность, самодостаточность в каждом кадре влюбляет в себя не хуже приворотного зелья. Ностальгически-приятный и убаюкивающий, «Букет» по праву может считать себя сказочным кино, в прямом и переносном смысле слова.

Зеркальная маска (Mirrormask), Дэйв МакКин, 2005

Ещё Мэнсон говорил, что песня не обязана быть о лебедях, розах и реках сахарного киселя. С той же серьёзностью сказка вполне может предстать в уродливом обличье. Персонажи «Зеркальной маски» – воплощение миниатюрных гротесков на тонюсеньких ножках, почти что смешные слоны Сальвадора Дали. Отчасти сайлентхилловские монстры, отчасти цирковые фрики. В их мире цвета сепии давно уж творится сущая неразбериха, пока к ним не попадает Хелен – молодая, отчаявшаяся, непризнанная. Это почти Алиса, вот только не в стране чудес, а в стране света и теней, которые причудливо переплетаются, образуя сплошное серое месиво. Её цель – разбудить прекрасную белую королеву и найти темную копию самой себя. Только вот говорящих белых кроликов здесь не раздают, а проводники один страшнее другого.

Алиса в Стране Чудес (Alice in Wonderland), Тим Бертон, 2010

Не любить Алису с детства – всё равно что не есть никогда конфет. Другое дело – не любить бёртоновскую Алису. Здесь всё гораздо сложнее. Старик Тим достиг высшего уровня профессионализма в мрачной готике, но при этом утратил (а может вовсе и не утратил) чувство сказки (а может это была и не сказка?). Так или иначе, новая Алиса не совсем правильная. Даже сами персонажи до конца фильма не могут решить – та это девочка или нет. Цвета здесь кислотные, грибы даром что не галюциногенные, а Шляпник и вовсе – Джонни Депп (попробуй не словить стрелу Амура). С каждым шагом все чудаковатее и чудаковатее, все распридуманнее и перевыдуманнее, но одно остается неизменным – смех. Бёртон любит дарить улыбки, хотя, по сложившемуся в обществе мнению, меньше всего похож на клоуна (а если и похож, то на Пеннивайза). Он смело иронизирует над самой сказкой, над её персонажами и даже над их отсутствием (ведь с присутствием в сказке самой Алисы никто так и не определился).

Воображариум Доктора Парнаса (The Imaginarium of Doctor Parnassus), Терри Гиллиам, 2009

Вы клеили когда-нибудь поталь? Позолоченная хрусткая фольга, погибающая при каждом неловком движении кисточкой, – это, пожалуй, и есть весь Воображариум Парнаса одной метафорой. Как говорится, если кино длится больше часа, то, вероятнее всего, оно обо всём. И это чертовски верно. Помимо сюрреалистичного мира фантазий в зазеркалье, Парнас притащил с собой в кинематограф ещё и целую связку набивших оскомину моралей, противостояние Бога и Дьявола, море любви и дилемму выбора. Но пока герои прыгают по чашам весов, плавают в египетских лодках по реке времени и карабкаются по лестницам славы до самых небес, Тот-Кого-Нельзя-Называть и Его-Добрейшество по-Булгаковски мило соседствуют друг с другом, слегка подпиливая ножки вашего излюбленного мифа о вражде двух противоположностей.

Воображариум (Imaginaerum), Стобе Харью, Марк Роупер, 2012

Не верьте снеговикам, которые врываются в ваш дом под покровом ночи. Скорее всего, они знаменуют начало грустной истории о том, как умирает хороший человек, забытый обиженным на него миром. Впрочем, угаснуть может только тело, душа же всегда сияет, а на закате лет особенно ярко. Отсюда и рождается новый, ужасающий Имаджинариум, в котором смешались музыка, снег и кровь. Главному герою, Тому, предстоит успеть добраться до самых глубинных уголков своей памяти, прежде чем аппарат искусственной вентиляции легких навсегда перестанет качать внутрь него воздух. Если бы только отделаться от этого мерзкого снеговика…

Ре-Цикл (Gwai wik), Дэнни Пан, Оксид Пан, 2006

Азиатская культура особенно преуспела в создании волшебных миров, естественно, не без мрачной и мистической нотки. «Ре-цикл» обманчив своим излишне бытовым и простым началом. Трехкопеечные истории киногурманы нередко перешагивают с ноткой омерзения еще на первых минутах, в то время, как «Ре-циклу» нужно лишь немного времени для раскачки. И серые монолиты зданий тотчас сменятся разрушенными аттракционами, куклами, испещренными трещинами, кровавыми туннелями и туманными полями. Эта лента – перепетый Хаяо Миядзаки, только на более грустный и мрачный лад.

Клетка (The Cell), Тарсем Сингх, 2000

Наука не терпит топтания на месте. Пока Кларисса Старлинг отлавливает жестоких маньяков, используя интеллект Ганнибала Лектера, героиня Дженнифер Лопез обращается к достижениям современных ученых и проникает прямо в мозг подозреваемых. Это только кажется, что если приоткрыть черепную коробку, то там будет студенистый мозг, укутанный сетью пульсирующих сосудов. На деле – это целая вселенная сверкающих нейронов и их контактов, громадная электрическая сеть, рождающая песчаные пустыни, океаны, комнаты пыток и сладкие грезы. Дело за малым – не сойти с ума в поисках ответов в голове психопата.

Страшные сказки (Il racconto dei racconti), Маттео Гарроне, 2015

Маттео Гарроне, возможно, поступил излишне жестоко с зрителем, которому и без того приходится ежедневно созерцать новостные каналы, но главной его целью было развенчать миф о том, что у каждой сказки есть хороший конец. Добро пожаловать в мир, где принцесс похищают уродливые монстры, а счастье проходит мимо шалаша, где королевы жадно съедают сердца морских чудовищ, а старухи силятся снять с себя морщинистую шкуру, лишь бы запрыгнуть в койку к Казанове. Вот они – истоки тех нежных и романтических историй, к которым нас приучили мамы и бабушки, обманывая наивные детские умы. Оказывается, и в сказках было место насилию, фетишам и нелепым, ужасающим смертям.

Лабиринт Фавна (El laberinto del fauno), Гильермо дель Торо, 2006

Однажды Гильермо дель Торо сотворил шедевр, который жадно отхватил сразу три золотые статуэтки Оскара. Всё потому, что лучше «Лабиринта» никто не расскажет вам про два соседствующих мира, притом совершенно равноправных. Юная Офелия, увлеченная сказками и историями о волшебных существах, встречает хитрого Фавна, который обещает забрать её и близких из жестокой реальности фашизма и насилия – стоит лишь выполнить три заветных задания. Дверь в мир волшебства со скрипом приоткрывается. А там не только феечки с прозрачными крыльями, сияющими в лунном свете, но и уродливые жабы, монстры и, что страшнее всего, люди. Люди, такие, какими их задумала природа.

Критиканство
| |
Автор: |2019-01-05T15:28:47+03:0012 Январь, 2017, 19:02|Рубрики: Подборки, Статьи|Теги: |
Анастасия Плохотина
Молода и прекрасна. Мудра не по годам. За нежным обликом скрывает маленького чертенка. Творческий метод нестандартен, как мороженое с колой. По слухам, писать ее учил Чак Паланик, а ошибки за ним исправлял Стивен Кинг. Знает все о хоррорах, потакает альтруистично-эскулапическим позывам и грезит о солнечной Испании.
Сайт использует куки и сторонние сервисы. Если вы продолжите чтение, мы будем считать, что вас это устраивает Ok