Звезда, 2014, Анна Меликян, рецензия
Виктория Горбенко считает “Звезду” Анны Меликян трогательным отражением неиспорченной в своей испорченности современной культуры
Маша приехала в Москву, чтобы стать актрисой. Коллаж желаний в ее убогой съемной квартирке украшают фотографии Одри и нехитрый план мероприятий по улучшению себя: уши, грудь, губы, ноги. Ноги – самое дорогое, но без их тюнинга никак, ведь по всем стандартам красоты просветов должно быть четыре, а у Маши он всего один. Эта смешная чебурашка барахтается на обочине красивой столичной жизни, но с завидным оптимизмом карабкается наверх. Туда, где красные ковровые дорожки, квартиры на Тверской и завтраки в Метрополе. Рита – вариант Маши, которая докарабкалась. Она – сожительница замминистра, и пусть каждое утро приходится заботливо изучать цвет его фекалий, зато можно получить себе маленький благотворительный фонд. По помощи, например, бездомным – просто детей и собак уже разобрали, и нужно скорее хватать, что осталось. Один неутешительный медицинский диагноз, одна крупная ссора с любовником, один нырок в клубный аквариум – и жизни девушек пересекаются, не без помощи сына замминистра, влюбленного в Машу, но скрывающего от нее свой достаток. Короче говоря, нарративно «Звезда» построена по принципу задачки из школьного учебника. Помните, из пункта А в пункт Б с такой-то скоростью движется поезд, а навстречу ему, из пункта Б в пункт А…
Если Грета только мечтала вырваться из захолустного городка Мар<к>са, русалка Алиса смогла это сделать, но для нее Москва не успела растерять приветливого шарма места, где сбываются мечты, то Маша и Рита с головой погружаются в контрастную жизнь мегаполиса. Портрет столицы выписан здесь не сказать, чтобы оригинально, но вполне себе наглядно: стеклянные тела небоскребов сжимают в тисках маковки церквей, навевает суицидальные настроения грязное месиво вечной окраинной стройки, а совсем рядом сияют стерильностью хайтековые интерьеры дорогих клиник и удовлетворяют потребность в оригинальности музеи в канализации. Здесь усталые работяги с серыми лицами законсервированы в вонючих автобусах, тогда как изящные дамы проносятся мимо в надушенных иномарках. Здесь лопоухая девчонка днем носит продукты одному из последних представителей старой интеллигенции, а вечером наряжается русалкой и радует похотливые взоры клубной тусовки. Самое смешное, что ухватить за хвост удачу так же легко, как в один момент потерять все. Москва не верит словам, а верит лишь твоей кредитной карте, и кажется, даже дети здесь первым словом произносят: «Купи!» Меликян иронично обнажает суть бесконечной погони за блеском, богатством, славой. Красивая жизнь пуста и бездушна, стремление к ней – смешно и никчемно. Как гламурная реклама духов и ее воплощение в реальность – девица в вечернем платье на задрипанном мотоцикле, унизительно пробивающаяся на красную ковровую дорожку из толпы фанатов.
Меликян по-прежнему глобально интересуют две вещи, условно – девушка и смерть
В «Звезде» много самоцитат. Маша не только пристегивает русалочий хвост, она и внешне очень похожа на Милу Йовович, глядя на которую Алиса когда-то покрасила волосы в зеленый. Будут тут и прогулки по проезжей части, и прыжки с моста, и обилие «дурацкой работы», и увлеченность сложными не городами, но фамилиями, и даже Гоша Куценко в небольшой роли. Да и вообще, Меликян по-прежнему глобально интересуют две вещи, условно – девушка и смерть. В «Марсе» вся эта воздушность героини, ее изломанность, нереальная для скучной глубинки яркость (пусть тоже, по итогу, жалкая, сведенная к раскрашенным гуашью туфлям) выглядела все же изрядно нарочито и совсем по-женски – так, как именно женщине кажется красиво. Начиная с «Русалки», на первый план выходит красота нестандартная. Девочки-подростки, угловатые, несуразные, но удивительно обаятельные в этой несуразности. Обнять бы их и плакать, да только они сами посильнее тебя будут. Даже элегантная и стервозная Рита привлекательнее всего выглядит, когда – ненакрашенная, с рассеченной бровью, укутанная в дешевый пуховик – заливается смехом абсолютно свободного человека. Именно в этой естественности и таится красота по Меликян, и красоту эту можно смаковать еще долго (ведь даже не упомянута та сцена творческого акта, где героини оставляют вечности ватмана отпечатки своих измазанных краской обнаженных тел), но давайте поговорим о смерти.
Известие о скорой смерти – сюжетная основа фильма, а любопытно здесь то, как трансформируется здешняя нехитрая философия. Понимая, что скоро умрешь, ты сразу захочешь жить. Отбросить все наносное, оголить эмоции, обрести свободу от масок, штампов и клише. Когда ощущение «еще чуть-чуть и прямо в рай» сменяется пониманием, что сдохнешь-то ты, как все, теряют всяческий смысл занятия йогой и тряпки от Dolce&Gabbana, фото на первой полосе и шоколадное положение в обществе. Наверное, действительно появляется какое-то непередаваемое ощущение свободы, возможное только когда у тебя ничего нет и ничего больше не нужно. И вот это было бы донельзя банально, если бы режиссер не заставил посмотреть на ситуацию под несколько иным углом: а что, если у тебя ничего нет изначально? Что, если напоследок хочется именно прикоснуться к той красочной глянцевой жизни? Забавно выходит, что даже на пороге смерти каждый все равно будет безрассудно искать то, чего ему не хватало. Не совсем понятно, почему Анна Меликян так упорно убивает красоту, будто не находит ей места в этом мире. Постановщица при всей своей ироничности, в общем-то никогда не переходит грань, отделяющую ее от сатиры, и, как ни странно, любуется тем, что ее окружает и не теряет надежды на спасение своих героев.
Красота у нее не только погибает, но и спасает тех, кому повезет к ней прикоснуться. А самое интересное, что красота эта – плоть от плоти современной культуры. Нет, правда. В «Звезде» герой Юозаса Будрайтиса, тот самый последний из интеллигентов, так прямо и говорит, мол, Маша наша и есть культура. Уникально сочетающая любовь к самым слабым (тут вспоминается раздача лучей добра бригаде таджиков), но падкая на все, что приносит доход, беззастенчиво использующая для своего продвижения и чужие деньги, и чужие души. Вся она – как современное искусство, торгующее инсталляциями членов и отпечатками задниц, короче говоря, всем, что только можно продать. Все вот эти светские львицы и зеркалящие их толпы сельских дурочек, которые отличаются только тем, какая губа у них от Джоли, а какая от Йоханссон. Все эти клоны и фейки, все, что так бесстыдно сверкает и переливается. Все это – наша современная культура, вот такая, какая есть. Нелепая, китчевая, безвкусная, но почему-то очень трогательная и парадоксально неиспорченная в своей испорченности. Не анемичная, как у Джармуша, и не увядающая в ожидании нового расцвета, как у Соррентино. Культура попсовая и бестолковая, как борода Тимати и гид по стилю от Эвелины Хромченко, но и в такой при желании можно разглядеть немного настоящей красоты.