Бёрдмэн (Birdman), 2014, Алехандро Гонсалес Иньярриту, рецензия
Космос. Грандиозная иллюзия. Мозаика нереализованных амбиций, печали и замаскированной фальшивой улыбкой надежды. Антон Фомочкин рецензирует “Бёрдмэна”.
Преграда между зрителем и пространством внутри экрана окончательно разрушена. Камера парит над обломками четвертой стены, поочередно фиксируя внимание на различных характерах, помещенных в лабиринт из узких коридоров, переходящих в широкие улицы Бродвея. Окружающее пространство давит, как и нависающее банкротство, боязнь провала, склоки. Стоит высунуть голову из гримерки – и проблемы закружат в вихре, хотя кому какое дело, стоишь ли ты голый, сложив пальцы пистолетом, или партнер по спектаклю крушит бутафорские декорации на потеху публике. Предпоказы никому не нужны, а к премьере все будет в порядке, по крайней мере, в это хочется верить.
Оператор Любецки второй год подряд путешествует по хаотичному космосу, плутает между звездами, выхватывает кружащую пыль и кажется, что вселенная с каждым ударом барабанной палочки сужается до размеров зрительного зала.
Китон растворяется в образе, в экранной судьбе на пленке, Бердмен испепеляет Бэтмана, и остается лишь давно не молодой, несчастный мужчина с уставшими глазами и тоннелями морщин на лице. Четвертое измерение, пятое, десятое… Реальность становится такой же полноправной частью постановки, как и вымысел. Было, не было, а будет ли. Мексиканский режиссер работает по старой схеме: выныривая из терроризируемого грудным голосом пернатого супергероя сознания, мы то и дело оказываемся рядом с персонажами второстепенными, раскрыть которых удается благодаря отстраненным и бессмысленным диалогам. Нескончаемые разговоры о загубленных карьерах. Правда или желание. Калейдоскоп судеб в огнях софитов. Внезапная добродетель неведения.
Пусть постановка и тонет под тяжестью амбиций, режиссер старается говорить обо всем, оставаясь на бумаге в рамках ситуативной комедии. В центре – конфликт борющихся в актере начал. Желание славы в общепринятом смысле, взрывы, попкорн, гонорары, дети, узнающие на улице, и их родители, пытающиеся доходчиво объяснить чадам, с кем они фотографируются. Крылатый призрак прошлого, змей-искуситель, называет богом, утверждает, что ты-то точно лучше всех этих пустышек в трико и металлических коробках. Параллельно – возможность человека, от которого ничего не ждут, доказать себе и окружающим то, что он не никчемен и не ничтожен. Переход к настоящему преобразит фальшь пьесы в искренность. Выбор сделан. Пистолет – не ружье, но обязательно выстрелит. Традиционная кульминация.
Издевка, мастерская, достаточно остроумная что бы смешить, инсайд-юмор, Реннер и CO уже в трико, да кто только не замарался в этом. Пусть Китон здесь царь, это далеко не театр одного актера, ибо, как и в «Вавилоне» или «21 грамме», каждый – часть мозаики, мозаики нереализованных амбиций, печали, замаскированной фальшивой улыбкой надежды, складывающейся в лик Бердмена. Стоун, в глазах которой за долю секунды что-то щелкает и ярость сменяет сожаление. Сложно не верить Нортону, который, как и многие здесь, играет самого себя, да так, что и правда Shiner. Помолодевшей на двадцать лет Наоми Уоттс истерик и неожиданно серьезный, на первый взгляд Зак Галифианакис, в рамках амплуа же остается.
Наэлектризованный эмоциями кадр. Минорная нота, практически беззвучно застывшая в воздухе, разбавляется черным юмором. Актуальная тема популярности в соцсетях чередуется удачными и не очень подколками над индустрией. «Бердмен» построен на очевидных и банальных по отдельности сюжетных элементах, которые при взаимодействии образуют нечто нестандартное. Давно забытое ощущение магии вернулось, спасибо отбивающему ритм Санчесу. Как бы зрителя ни дурили короткими и резкими переходами в темноту, замаскированными склейками, то, как эта махина работает – становится неважным. Неважным становится все вокруг. Монтажный стол не может покромсать реальную жизнь, спектакль. Оператор Любецки второй год подряд путешествует по хаотичному космосу, плутает между звездами, выхватывает кружащую пыль и кажется, что вселенная с каждым ударом барабанной палочки сужается до размеров зрительного зала. Все – одна большая иллюзия, грани давно испарились, а внутри пустота. Послать прошлое к чертям. Впереди свободный полет или падение – не важно. Важна – музыка.
