Мари и неудачники (Marie et les naufragés), 2016, Себастьен Бетбедер, рецензия
Антон Фомочкин рецензирует «Мари и неудачники» Себастьяна Бетбедера
Пульсирующие жилы судеб пересекаются за стопкой-другой в караоке, где момент наивысшего единения скрепляется вылетающими в такт музыке словами, раскрепощенными градусом разливающегося в теле тепла. Холодной осенней порой, когда приходится обматывать вязаный шарф вокруг горла, задушевное знакомство оказывается мимолетным просто потому, что где-то на звездной карте было расчерчено подобное положение дел. Демиургу приходится выбирать, за кем из героев двигаться дальше, в чьем умиротворенном уме минорная концовка знакомства будет свербеть раз в пару-тройку лет, а кто растворится в гнетущей неизвестности, исчезнув из поля зрения. Пятиминутное вступление – утяжеление, бытийное обоснование случайности, шерстяной лоскут, наслаивающий на другие, образующие масштабное полотнище жизней нескольких утопленников в море своего существования. Отправная точка – кошелек, мелочь в потоке потребления информации, затягивающая петлю безмятежности. Мощное дежавю то и дело оказывает медвежью услугу, все глубже засасывая в обросшие детские и наивные, но столь органичные шпионские игры в условиях пасмурной повседневности.
“Мари и неудачники”, рецензия
Неудачники, эксцентрики, суета безделья – все это располагает к последовательной красочной исповеди каждого из центральных героев, ведь любой событийный факт в памяти обретает оттенок. Обратная экспозиция начинается со спутников, заканчивается планетой, центром, дочерью морских волн – Мари, которая однажды попробовала экстази, летала в костюме женщины-кошки на фоне мультяшных гор и загрустила. В подобном пред-депрессионном, меланхоличном настроении находятся все, кто так или иначе с нею связан, сходит с ума или дружит с тем, кто сходит с ума. Во внутрифильмовом пространстве нет смысла лгать, очаровывающая диалоговая манера простого и прямого ответа на поставленный вопрос в темпе расслабленного пинг-понга – всецело подчиняется внутренней логике, как и прелесть девушки в желтых колготах, с растрепанными смольными лохмами и глазами цвета шоколада. Каждый проходит через вуайеристский этап: видение, объект воздыхания, сомнамбула. Все фигуры на шахматной доске Монмартра в поле зрения писателя настоящего, спящего в обтянутом сеткой ящике и также страдающего, то ли от творческого ступора, то ли от развалившихся отношений.
Правила игры в том, что их нет. Условность процесса в том, что кто-то увлеченно меняет маски по ситуации, а кто-то просто принимает заданную роль какого-нибудь частного детектива, довольствуясь тем образом, который упрямо натягивает на него случайный прохожий. Бетбедер вытягивает ассоциативные связи между романтизированными специальностями и вещами монументального характера. Названный частный сыск как писательство, где печальный бородач в пальто бродит по улицам, выведывает, собирает информацию, которая станет контуром, а детали – дело воображения. Модель – как аватар вдохновляющей красоты, застревающей на острие моторчика разума, замедляя его работу, направляя делать что-то выходящее из свитых годами рамок зоны комфорта. Повиноваться порывам, толкающим прямиком в неизвестное, моделировать будущее импровизационно. Забыть о прошлых свершениях в угоду чудесному видению, потому что много лет приходилось планомерно давить собственное «я», подчиняясь вкусовщине публики.
Правила игры в том, что их нет. Условность процесса в том, что кто-то увлеченно меняет маски по ситуации, а кто-то просто принимает заданную роль какого-нибудь частного детектива, довольствуясь тем образом, который упрямо натягивает на него случайный прохожий. Бетбедер вытягивает ассоциативные связи между романтизированными специальностями и вещами монументального характера
Точка пересечения – остроумная проекция условного третьего акта, абсолютная географическая и сюжетная оторванность от структурных оков, сгусток напускных качеств, вроде прямого олицетворения понятия атмосфера, из тумана, комедийного представления местных аборигенов и флера таинственности. Что-то особенное произойдет снова в 3-14, до того цифра, действующая на героев по одиночке, несла противоположные эмоциональные всплески и последствия, но в пространстве, окутанном волной наэлектризованной мелодии, в эту минуту повиснет нечто неосязаемое, понимание или иллюзия понимания того, что точка пройдена, и теперь как прежде ничего не будет. Дело сделано, писатель взирает на удаляющиеся фигуры героев, завершая в своем разуме очередной роман, переплетение строк затянутый чернильный клубок, с чистого листа не начать – страниц не осталось. Но что же будет дальше? Тревожный вопрос растворится в холодном пасмурном утре, и тишина будет ответом.