Мгла (The Mist), сериал, 2017
Анастасия Плохотина рассказывает о сериальной экранизации Стивена Кинга
Стивен Кинг заперт в мире иллюзий и парадоксов вокруг собственного имени. На черных обложках золотыми витиеватыми буквами уверенно штампуют «король ужасов», а дядюшка Стив три с половиной главы тратит на психоанализ депрессивной еврейки, которую в детстве насиловал отчим. На иллюстрации монстры тянут лапы к читателю из темноты, а в тексте – вот уже пятый абзац рассуждений о прогнившей демократической системе Америки. Так «король» и оказывается голым. В понимании широкой аудитории какой-нибудь десятистраничный «Кот из ада», описывающий сугубо кровавую и мистическую ситуацию, приравнивается по смысловой нагрузке к «Сердцам в Атлантиде» или «Долгой прогулке». «Мглу» воспринимают столь же неоднозначно – в первую очередь, это хоррор о тумане и нечисти, появившейся в нём. Для Кинга «The Mist» – образцово-показательное выступление, где все его самые любимые типажи встречаются запертыми в одном супермаркете, охваченные псевдо-религиозной лихорадкой и модными теориями заговора. Иными словами, занятная остросоциальная зарисовка на фоне лёгкого флёра мистики.
В 2007 году Фрэнк Дарабонт доказал, что произведения Стивена можно переносить на большой экран, сохраняя и первородную прелесть диалогов, и гнетущий ужас неизвестного. Его «Мгла» была обласкана критиками и тепло встречена зрителями. И, конечно, не дала покоя жадному голливудскому насосу, выплевывающему в народ вторичным продуктом. Ремейк предсказуемо пугал одним своим трейлером, зацикленном на подростковых страстях и пубертатно-вдохновленных поцелуях.
“Мгла”, рецензия
Уже одна только пилотная серия концентрирует в себе шестнадцатилетнюю философию устами, казалось бы, возрастных персонажей. Говорить ли своим детям, давно переросшим пестики и тычинки, о том, что стоит пользоваться презервативами, можно ли употреблять слово «минет» при ребёнке с золотой подпиской на порносайт, дозволено ли подросткам ходить на вечеринки – и прочие инфантильные и поверхностные темы в скомканной подаче занимают центральное место в программе. Где туман? Как зима в «Игре Престолов», он близко. Неспешно спускается с горы под аккомпанемент из пустых слёз о первом неудавшемся сексе, замаскированном под жестокое изнасилование, и откровений феминистки, которая когда-то была шлюхой по версии своих одноклассников. Все эти большие переживания маленького города максимально опошлены бездушным воплощением, топорными репликами и рваным повествованием.
Героев много, они мелькают перед глазами «для галочки», каждый размахивает своим ярлыком. Неуравновешенная истеричка, неопределившаяся малолетка, зашуганный бисексуал, десяток псевдогероев, ещё несколько десятков персонажей, которые занимают экранное время и выполняют роль аморфной массовки. Когда мгла доползает до города, предполагаемые монстры уже не вызовут ни малейших душевных переживаний. Атмосфера страха перед неизвестным утеряна безвозвратно, и создатели не стремятся исправлять свои ошибки. Создав безликого антагониста-импотента, они просто отрекаются от первоначальной сюжетной канвы, оставляя туман в кадре только ради имени Стивена Кинга на постере. Сериал находится на той волне инфантилизма, когда главный герой выполняет операцию на «чем-то коричневом, плотном» (читай – печени), при этом со знанием дела хватаясь за распаторы, мать и дочь разыгрывают мыльную оперу, хлестая друг друга по щекам и высасывая конфликты из пальца, а в номинации «самый сильный драматический момент за сорок минут» побеждает камень, брошенный обиженными мальчишками в окно.
Шансов на раскачку или реабилитацию у «Мглы» нет, она приросла к инвалидному креслу мыльной оперы и пытается взобраться на чужой пьедестал, совершая детские просчеты на каждом шагу
Шансов на раскачку или реабилитацию у «Мглы» нет, она приросла к инвалидному креслу мыльной оперы и пытается взобраться на чужой пьедестал, совершая детские просчеты на каждом шагу. Вместо прооперированного «коричневого, плотного» происходит лишь последовательная ампутация идей и эмоций, завершающаяся крахом в собственном бессилии.
