В отказе от любви
О любви, 2017, Владимир Бортко
Армен Абрамян рассказывает о новом фильме Владимира Бортко
Нина Сазонова обладает ослепительной внешностью Ани Чиповской и благородным характером барышни из классических русских романов. С первых же сцен фильма она становится жертвой социального унижения. Вначале её обдаёт презрением отвратная тётка за кассой в супермаркете, а после обдаёт душем из грязной лужи лощеный бизнесмен на иномарке. Обдавание претензиями продолжается и дома от супруга. Нервозный цикл замыкается коитусом, в котором до конца неясно: муж ли взял или жена дала. А это важно. Цена вопроса в первом эпизоде – двадцать рублей, во втором – полторы тысячи долларов, в третьем – просроченный ипотечный кредит. Деньги – это тоже важнейшая стимулирующая система координат в пространстве истории. В истории про любовь. В истории о любви.
Сентиментально-прагматичный банкир из девяностых, брутально-истеричный вузовский преподаватель, покорная жена, расчётливая подруга, чувствительная любовница…Фильм слишком короток для подробного изображения характеров в развитии, поэтому использованы узнаваемые социальные статусы, знакомые социальные маски. На щедрый красотами Петербург тоже не размениваются, сосредотачиваясь преимущественно на интерьерах. Виды города на Неве, правда, разделяют главы в качестве туристического слайд-шоу. И это тоже не просто так. Как и преувеличенно-экзальтированные сексуальные сцены в дешёвом полумраке с трепыхающимися ладонями и подпрыгивающими от интенсивных фрикций грудями героини. Поначалу китчевый секс производит впечатление очень странное. Казалось бы, зачем отечественному семидесятилетнему мэтру вдруг понадобилось посягать на лавры Залмана Кинга и Эдриана Лайна. Но и этот ход имеет обоснование. Исступлённо оргазмируюшая идеалистка Нина на пике своих чувственных ощущений в середине фильма, необходима в оттеночном качестве для финального преображения: разостланная постель, обнажённая натура и освещение в номере отеля уже будут решены в ином эстетическом и смысловом ключе.
“О любви”, рецензия
«О любви», на первый взгляд, необычный проект для Владимира Бортко. Непривычен отход от постановочной масштабности в угоду камерности и даже некоторой интимности подачи. Но достаточно вспомнить одну из лучших работ режиссёра «Единожды солгав» (снятую в самый разгар перестройки) или «Цирк сгорел и клоуны разбежались», вышедший десятью годами позднее (в не менее кризисную пору), чтобы разглядеть определённую мировоззренческую систему. В следующее десятилетие Бортко, на пике творческой деятельности, адаптировал для кино литературную классику. И вот, вслед за проблемным и провальным шпионским детективом «Душа шпиона» снова, как говорится, накипело. Разве что, в этот раз на переднем плане женщина, а мужчины являют собой персонализации её эмоциональных флуктуаций. Умудрённый опытом Владимир Владимирович, ещё недавно заявлявший об уходе из профессии, видимо всё же созрел для сакраментального художнического отождествления с личностью противоположного пола вслед за Толстым и Флобером под лозунгом: «Нина Сазонова – это я».
Раньше люди читали классические книжки и находили себя в Анне Карениной, Татьяне Лариной, Евгении Базарове, Григории Печорине и в других объемных слепках неизбывного постижения общечеловеческой ментальности. Всё некоторым образом измельчало и теперь всякая отдельно высвеченная уникальная человеческая жизнь выглядит как предсказуемое отражение в перипетиях сериальной продукции. Бегаешь, вертишься, взмыливаешься от желания сотворить чего-нибудь такого, что подчеркнёт (и сохранит) твою индивидуальность, и сам в итоге оказываешься в мыле, причём буквально. И режиссёр мастерски упаковывает потенциальную стосерийную сопливую тягомотину в полуторачасовой жёстко отстранённый репортаж, в котором за условными вневременными характерами выведена характерная условность современной действительности.
Бортко не менее концептуален, чем тот же Серебренников. И куда более идеологичен, чем любой другой российский «свободный художник». Например, допустимо усмотреть связь между коммунистическими убеждениями режиссёра и китайским следом, цементирующим канву фильма. Китайские бизнесмены, китайские туристы, китайская философия, китайский язык…
Только вот режиссёра снова не поняли. А точнее даже не попытались понять. Если в предыдущей «Душе шпиона» неожиданно усмотрели завуалированные инвективы в отношении первых лиц государства, то здесь копать глубоко не стали, приняв мелодраматическую суть за чистую монету. Ну а что? Кто такой этот Бортко? Тот, кто из Достоевского и Булгакова клепает доходчивые сериалы для прйм-тайма, а Гоголя переплавляет в блокбакстер? Оценка исходит из шаблона восприятия. Взять, скажем, «Измену» Кирилла Серебренникова, являющейся тоже по своей сути типичной мелодрамой европейского занудного стандарта: ох как тут может разыграться фантазия интерпретатора, какие интересные концептуальные штучки оттуда можно извлечь. Но Бортко не менее концептуален, чем тот же Серебренников. И куда более идеологичен, чем любой другой российский «свободный художник». Например, допустимо усмотреть связь между коммунистическими убеждениями режиссёра и китайским следом, цементирующим канву фильма. Китайские бизнесмены, китайские туристы, китайская философия, китайский язык…Поднебесная азиатчина интегрирована в сюжет самыми разнообразными обертонами: от поэтических озарений до гротескного издевательства. Но это уже из области подтекстов, которые можно либо анализировать, либо иронизировать по поводу них, либо вообще сей аспект не примечать.
Персонажи фильма воспринимают любовь в силу эгоистичных пристрастий и неизбежно сводят её к пониманию «договора». Только Нина мыслит поначалу не в рамках собственного болезненного самолюбия, а в контексте духовно-нравственном, но и она претерпевает, под влиянием внешних обстоятельств и собственных вынужденных решений, необратимую трансформацию. В итоге все герои, столь контрастные изначально, вымазываются однотонной серой краской. Судьбы их сплетаются нитями совместных тусовок и единых амбиций. В этой «состоявшейся» жизни и драма – не драма, а второсортная оперетта. А любовь…А, что, любовь? Слово в словаре. Титр в начале фильма. Эвфемизм души. И прочие лексические вензеля, оправдывающие желание любить и быть любимым. Однако, томление это непродуктивное для профессиональной реализации и крайне вредное для здоровья. Поэтому кино, конечно же, не о любви, и не об отсутствии таковой. Оно о социальной гармонии, достигаемой единственно в сознательном отказе от её (любви), не поддающихся логике, свойств.
