Ради жизни
Августовская рапсодия (Hachi-gatsu no kyôshikyoku), 1991, Акира Куросава
Армен Абрамян рассказывает о предпоследней режиссерской работе Акиры Куросавы
Девятого августа 1945 года на город Нагасаки была сброшена атомная бомба. Болезненные отголоски этого события слышатся и спустя 45 лет. Предельная точка во времени, когда живы ещё непосредственные свидетели катастрофы. Когда начинает образовываться пропасть между поколениями, потому что дети хотят об этом забыть, внуки ничего толком об этом не знают, но для очевидцев вся последующая жизнь видится через галлюцинацию всевидящего ока ядерного взрыва.
Акира Куросава фактически поставил точку в своём тернистом и грандиозном творческом пути в 1985 году, переложив шекспировского «Короля Лира» в дорогостоящем «Ране». Более чем достойное завершение карьеры прогрессивного художника и мыслителя. Однако через пять лет мэтру снова довелось прокричать команду «Мотор!» и один за другим вышли ещё три фильма за авторством Куросавы: «Сны», «Августовская рапсодия» и «Ещё нет». Отныне никакой привычной заострённой конфликтности характеров, социальной обличительности или исторической эпохальности во имя торжества принципов гуманизма. Впрочем, гуманизм остался, а вот безапелляционная декларативность позиции сменилась тихим обращением – не столько к зрителю, сколько к самому себе. Каждый из этих трёх фильмов можно принять как завещание, преисполненное смирения и мудрости перед самой Жизнью. Был когда-то у Куросавы фильм с названием «Жить» – горький и жизнеутверждающий одновременно, но время утверждений Жизни осталось позади. Пришёл момент, когда нужно собрать камни перед Смертью. В своих последних высказываниях классик говорит вкрадчиво, не всегда прозрачно и ясно, но это самые светлые и оптимистичные его работы. При этом никогда ранее в творчестве режиссёра не звучал столь отчётливо мотив конечности сущего, его хрупкости и необратимости. Такой вот парадокс.
“Августовская рапсодия”, рецензия
Но разве не парадоксально и то, что после взрыва атомной бомбы в Нагасаки, жизнь там не оборвалась. Она не оборвалась даже в сознании тех, кто видел последствия трагедии своими глазами, кто потерял в этом вулканическом котле самых близких. В 1959 году вышла (сейчас уже легендарная) «Хиросима, любовь моя» Алена Рене, где речь как раз шла о том, как одно осознание (ставшее воспоминанием) совершённого через память уничтожает любовь и выжигает душу. В «Августовской рапсодии» всё не столь возвышенно, как у Рене, всё нарочито прагматично. Это самая обыденная история о внезапно объявившемся богатом родственнике, владеющем ананасовой фермой на Гавайях. Японская родня безмерно рада этому с позиции практических выгод, поэтому утаивает от новообретённого кузена (Ричард Гир органично воплощает американца японского происхождения и даже почти всю роль играет на японском), что их отец – школьный учитель погиб вместе со своими коллегами и учениками девятого августа сорок пять лет назад. Неловко ведь смущать американца такими неудобными фактами. Ведь никому не хочется нести бремя ответственности или возлагать вину за такое. Но у старухи (тёти заокеанского племянника), потерявшей под обугленными руинами школы супруга, на этот счёт есть своё мнение. Бунтуют против рассчётливости родителей и их дети – подростки, только начавшие узнавать подлинную историю своей семьи, ставшей из-за трагических обстоятельств – типичной для нескольких поколений жителей Нагасаки.
Куросава избегает не только антиамериканской риторики, но и полностью лишает центральное катастрофическое событие исторического контекста. Какие могут быть вопросы и претензии спустя столько лет. Любые спекуляции на этой почве лишь придадут разговору о нетленном толику губительной бренности. Это кино не о прощении за случившееся. Не о прощании с призраками обугленного прошлого. Хотя в фильме и присутствуют оба мотива.
Сценарно бесхитростная «Рапсодия» кажется простоватой для мастеровитого патриарха. Только сильная финальная сцена окончательно расставляет акценты в понимании этой отнюдь не простой и поразительно мудрой ленте
Сценарно бесхитростная «Рапсодия» кажется простоватой для мастеровитого патриарха. Даже красивейшая музыка Антонио Вивальди, использованная в нескольких особенно драматических эпизодах, заглушает своим умиротворённым величием начавший, казалось бы, пульсировать нерв неизбывной скорби по ушедшим. Только сильная финальная сцена окончательно расставляет акценты в понимании этой отнюдь не простой и поразительно мудрой ленте.
Разбушевавшаяся природная стихия возвратит на мгновение иллюзию ядерного тумана, но этого мгновения будет достаточно для того, чтобы понять: от прошлого убежать невозможно, как невозможно избежать смерти. С ним нужно жить. Его необходимо фиксировать и не забывать. Знание о нём необходимо передавать из поколения в поколение, чтобы больше никогда ни один народ на планете не повторил такого. Чтобы ни один народ на планете такого не испытал.
