Хроники Бергмана: Фанни, Александр и сожженный шкаф
«Прежде всего бросается в глаза их нежное внимание. Они хватают друг друга, трясут друг друга, бьют друг друга по спине, похлопывают, ласкают друг друга и обнимаются, они восторженно чмокаются, одаривают друг друга полновесными влажными поцелуями, держатся за руки, смотрят друг другу в глаза, треплют друг друга по волосам. Они охотно и драматически ссорятся, плачут и ругаются, ища союзников, но и мирятся столь же легко, давая друг другу торжественные клятвы и обмениваясь доказательствами нежности – и то и другое с одинаковой искренностью.»
Из литературного сценария Ингмара Бергмана «Фанни и Александр»
Фанни и Александр (Fanny och Alexander), 1982, Ингмар Бергман
Полина Глухова вспоминает один из самых известных фильмов Ингмара Бергмана
Действие фильма «Фанни и Александр» разворачивается с 1907 по 1910 год. Семья Экдаль, семья с полотен, впервые на экране изображается перед светлым праздником Рождества. Красивые лица, стать, размах, дом, детали которого создают отдельный мир – все это рождает ощущение центра вселенной, золотого сечения. Гармония гостит сегодня именно у этой семьи.
Жизнь персонажей Бергман изображает с большой чуткостью: предметы быта, праздничные улицы, взгляды, детали костюмов, двери, в которые вносится вихрем семейство-хоровод – все это указывает на большое неравнодушие режиссера, его хорошее «знание» своих персонажей. Хочется даже написать о любви к персонажам, если бы это был какой-то другой режиссер, не Ингмар Бергман. Историю, которую нам предлагает посмотреть Бергман , будто бы разыгрывая ее куклами в макетном театре для домашних «комнатных» представлений (фильм театрально структурирован – пролог, пять актов, эпилог), мы смотрим глазами двух детей из семьи Экдаль – Фанни и Александра. Прекрасная и ужасная сказка, с которой ты не можешь совладать в силу недостатка точного знания, но можешь лишь догадываться, в силу детского непосредственного чутья.
Они (мы)- сперва лишь дети, которые забираются под рождественский стол, пролезая через ноги взрослых, их (наше) присутствие в сценах фильма – это присутствие в воздухе, присутствие уютных ангелочков на елке. Но их (наша) судьба принимает трагический оборот. Фанни и Александр из состояния безусловной красоты, полноты мира попадают в жестокий и суровый туман, они видят смерть. С Рождеством сказка кончается – умирает отец (директор театра) Оскар. Не в силах справиться с отчаянием, мама Фанни и Александра, Эмили, выходит замуж за епископа Эдварда Вергеруса. Новый обретенный дом становится для детей страшным подземельем с каменными холодными стенами, с новыми правилами и распорядком. Веселье, игра, голоса и вспышки свечей на елке остаются в том Рождестве, которое закончилось.
Епископ воспитывает брата и сестру, стараясь изломать в них всю ту волю к счастью (чему их естественным образом учили прежде), пытаясь привести их к полной эмоциональной скупости.
Кадр из фильма Ингмара Бергмана “Фанни и Александр”
Фанни проявляет внутреннее сопротивление, храня в сердце самую сильную женскую чуткость и кротость, тая во взгляде особое родовое, поколенческое знание. Она – маленькое воплощение светлого мифа.
Александр же начинает борьбу. Им движет противоречие – он не принимает судьбу, ребячески страстно и отчаянно. Он плюется всеми известными ему плохими словами, следуя в начале фильма за гробом отца: «Сука. Сволочь. Тварь. Задница. Дерьмо». Но этот мальчик скрывает в протесте нежного брата и сына, внимательного и любознательного человека. Вероятно, такие ребята, с внутренней борьбой и изломом внутри, и способны создавать спасительное искусство. Когда-нибудь позже, если потемки их не съедят.
Во многом Александр наделен автобиографическими чертами режиссера. Бергман провел детские годы, лишь догадываясь о том, что такое близость и светлое чувство. Не знание, а лишь догадки, развивало в мальчике притворство и способность соврать.
Это же и развило фантазию: керосиновый проектор, перешедший из воспоминаний в кинокартину, – соcредоточение всей детской страсти к познанию, к выдумке, к чуду. Демоны и призраки прячутся по старым шкафам, неизвестно, возможно ли изгнать их. Но взглянуть на них, и коснуться, определенно, можно.
Перед смертью отец Фанни и Александра произносит: «Теперь-то я наконец смог бы сыграть призрака в “Гамлете”». Александр не хочет заглядывать в лицо Отца, он будто бы отрицает эту живую (а на самом деле уже умершую в муках) картину. После ухода отца, мучительного и неприятного, контрастирующего со всем тем, что видят счастливые дети до этого, Александру часто является дух Оскара. Ведь Оскар сам учил мистерии – наделять тайной сущего даже привычный глазу стул.
Это фильм и о жизни, и о людях, которые на этот стул не раз сядут. Фильм о семье, родовом гнезде и голосах, которые не утихают с одной мучительной и одновременно незначительной для судьбы поколения смертью. Незначительной, потому что дело всегда остается за живыми. «Фанни и Александр» – фильм о Рождестве. Чарльз Диккенс говорил, что рождественское время – это часы милосердия, когда люди свободнее обычного раскрывают друг другу сердца. На протяжении всего кинофильма Бергман пытается раскрыть сердца героев друг перед другом. Пытается на пределе своих режиссерских и (что важнее) человеческих способностей. Практически не остается сомнений в том, что это наиболее искренний фильм режиссера, искренний по своему намерению: продраться сквозь набившую оскомину болезнь, запереть ее подальше в шкаф, а шкаф – сжечь.
Чарльз Диккенс говорил, что рождественское время – это часы милосердия, когда люди свободнее обычного раскрывают друг другу сердца. На протяжении всего кинофильма Бергман пытается раскрыть сердца героев друг перед другом. Пытается на пределе своих режиссерских и (что важнее) человеческих способностей
И героям это удается – принять существование уныния, не терять тепла. Такое тепло обязательно возвращается в дома, где с ним знакомы. Где о нем мечтают и помнят, где чутко прислушиваются к его слову. Оно живет веками в традиции семейного праздника, что блестит в глазах Эмили, в тихом молчании Фанни. Воспоминания и образы из детства, размытые вспышки и сновидения, где нашлось место для хотя бы спичечной головки тепла, оживляют всех мертвых, и разговаривают с тобой из-за ширмы, вдохновляют ждать и встречать праздник год от года, носить наряды и зажигать огни.
Казалось, что с Рождеством все кончилось. Но на самом деле с Рождества фильм начинается, а кончается он Пасхой, когда жизнь торжествует над смертью. «Все может произойти, все возможное вероятно. На крошечном островке реальности воображение прядет свою пряжу и ткет новые узоры. Сквозь внешний бытовой слой просвечивает иной, таинственный и загадочный пласт реальности…» – читает отрывок из пьесы Августа Стринберга старая актриса Хелена Экдаль в финале фильма.
