Сантехник XXI века
Тебя никогда здесь не было (You Were Never Really Here), 2017, Линн Рэмси
Денис Виленкин – о новом фильме с Хоакином Фениксом
Хоакин Феникс, с бородой и как обычно, который никогда здесь не был, но все еще здесь мучается от странных приступов воспоминаний на манер артиста Хабенского в сериале «Метод», оголтело перекатывающегося под осиной. Парня зовут Джо, он не киллер, а вызволитель из плена и немного душегуб, в том плане, что увечья наносит упоительно. В очередной день, когда чешется спина, слова цедятся через зубы особенно непонятно, а шрамы болят фантомным Ираком, Джо падает заказик, выкрасть маленькую девчушку из полымя педофильского притона, и грустноглазый Хоакин, конечно приступает, несомненно не ради денег. Всё просто – в детстве его так застращали, что до седых волос он дышит через полиэтиленовые пакеты.
Кадр из фильма “Тебя никогда здесь не было”
Каннское поле экспериментов, судя по решениям жюри в 2017 году, еще не остыло от эпатажа. Если в мире изобразительного промысла есть Милли Браун, регургитирующая соевым молоком на холсты, то что мешает Линн Рэмси и Йоргосу Лантимосу поступать так же с полостью кинематографического Ом, после чего увозить приз за лучший сценарий? Рэмси выстраивает визуальную композицию такого полуторачасового commercial, при желании можно даже сыграть в шутку, деля фильм на главы: о, это реклама духов, здесь – керамической плитки, а тут – этих зелёных жевательных конфет. Про молоток из универмага не хочется даже посмеиваться. Семь лет назад он уже заносился над дрожащим черепом все более молчаливым юношей, внешне – ну просто жертвенным Зигфридом из «Кольца Нибелунгов». Семь лет вперёд сравнения пестрят Иисусом Христом, а любители выискивать библейские отсылки гадают над крупными планами пальцев ног. Что еще отличает этот музей погребальной славы по независимому американскому кино семидесятых от собственно кино семидесятых? Упоительная выхолощенность межкадрового пространства (у Лантимоса такие же проблемы, но там человек просто решил, что он наместник Софокла). Лицеприятной продаваемой шоурильной наружности «You were never really here» является как бы синефильским упражнением в формальной репрезентации вещей. Человек. С. Молотком. Вызволяет. Ребёнка. Пережил. Войну. И. Домашнее. Насилие.
В до безумия простую канву вплетаются маразматической силы флешбеки – иракская пустыня, застывший в страхе мальчик – переходящие то на пожилую мать главного героя, с которой он чувствует себя маленьким мальчиком, то на маленькую девочку, с которой он себя чувствует её папой. Не хотелось бы думать, что нанизывание образов в угоду смыслам позволяет говорить о любом мало-мальски «трагическом» как о древнегреческом или библейском синкретизме.
Музей погребальной славы по независимому американскому кино семидесятых
Нью-йоркские ступени перед входом в дом на один, два, три, четыре, пять, зябкий дождь, секс-траффик малолетних, вспышки войны в биографии, мелькающий сенатор, искра, буря, безумие в метафорическом разнесении башки, позволяют, язык не поворачивается сказать, проводить параллели с «Таксистом» Мартина Скорсезе. Фильм, нашпигованный собственноручно забитыми гвоздями в инфантильно выписанный бэкграунд, дымится от своей индепендовости, как дымится хорошо подсвеченный контровым светом капот кадиллака, под вопли чернокожих либертарианцев брошенный в ливень у фонарного столба в Бронксе. Пленочный артефакт, неаккуратная мизансцена, не стильно неаккуратная, а просто неаккуратная. Тобак, Коппола, Люмет. Марти. Атмосфера, пропускающая пыль, воздух, запахи. Не герметичность кокона, в котором герои проводит отсчёт, чтобы беды отступили, не мастеровитость из экспериментальных ракурсов, обрамляющих самозабвенную замкнутость, а попросту кино.
Как уж тут не назовись – баптистом, машинистом, сталинистом – это все превращается в партию игры абсурда и воспевание несуществующего. Лучше бы этого фильма, действительно, никогда не было. В противном случае можно посмотреть два фильма Скорсезе и финал “Олдбоя” на ютубе, а все остальное время думать о злое##чих разноцветных драже.
