Реальные упыри (What We Do in the Shadows), 2014, Джемейн Клемент и Тайка Вайтити
Александра Шаповал – о вампирской комедии Джемейна Клемента и Тайки Вайтити
Игра в документ — распространённое явление в кинематографе, с ранней поры своего возникновения вынужденном терпеть разграничение на «игровое» и «неигровое» — и всячески стремящемся его преодолеть. Один из примеров такой псевдодокументалистики — мокьюментари «Реальные упыри», в котором новозеландские режиссёры Тайка Вайтити и Джемейн Клемент умело пародируют каноны сенсационных телевизионных расследований, предъявляющих зрителям различные загадочные эксклюзивы, подлинность которых спорна, а так же иронизируют над жанром хоррора в целом.
Вайтити и Клемент берут одну из частых тем документального кино — жизнь «редких» персон и сообществ — и переворачивают её, показывая выезд «реальной» съёмочной группы в коммуну веллингтонских вампиров. О необычном «приглашении» заявляют вступительные титры, в которых, помимо прочего, значится «Совет по документальному кинематографу Новой Зеландии» — одна из мокьюментальных уловок, дурачащих зрителя. Любопытно, как в этом сюжете невольно обыгрывается и так называемая концепция «проклятия белого документалиста» — вина перед третьим миром и цивилизационная ответственность в рассказе о нём. Получившие наконец право голоса вампиры представляются и рассказывают о себе, сидя в собственных интерьерах перед статичной камерой с нейтральным ракурсом, в привычной документальной эстетике «говорящих голов». Насыщение характеров деталями происходит засчёт реплик на камеру других интервьюируемых, делящихся своим мнением, воспоминаниями или забавными историями о каждом из героев.
Кадр из фильма “Реальные упыри”
«Представительная» ТВ-статика соседствует с другим документальным приёмом: подвижной ручной камерой, следующей за персонажами по коридорам особняка, подсматривая бытовые сценки — вроде собраний жильцов, препираний по поводу уборки, элементов досуга — и погружая во всевозможные вампирские приключения на улицах ночного города: мытарства со входом в клуб, стычки с оборотнями и опасности поедания картошки фри. Вереница скетчей из жизни, снятых нарочито-небрежно, напоминает о картинах cinéma vérité (Жана Руша, Криса Маркера), где зритель «по пятам» сопровождает реальных людей, с которыми происходят различные события, познавая их «субъективную» правду. В документалистике такого рода часто используется не только метод наблюдения, но и искусственной «провокации», присутствуют элементы инсценировки и импровизации — чем, по большей части, занимаются и актёры, играющие упырей (отснявшие таким образом около 120 часов материала), доводя постмодернистскую «игру в игре», «симуляцию симулякров» до максимума.
Помимо постановочной и репортажной, натурной и интерьерных съёмок, широко использованы «архивные» видео- и фотоматериалы, раскрывающие сущность персонажей с новых сторон — так, мы узнаём, что один из вампиров служил в оккультной армии СС, становясь таким же винтиком большой Истории, как и обычный человек. Дополнительное юмористическое измерение придаёт возраст героев: от 183 до 8000 лет, оттого многие «архивные» данные — это старинные гравюры и картины, что звучит своеобразным забавным аргументом в контексте классической дискуссии ХХ века, начатой Бартом и Бодрийяром, о подлинности оригинала, проблеме имитации и производства феноменов-мифологий. Когда спорным становится само понятие «документа», а фотографии и хроника могут быть подделаны, на помощь приходят древние свитки.
«Представительная» ТВ-статика соседствует с другим документальным приёмом: подвижной ручной камерой, следующей за персонажами по коридорам особняка, подсматривая бытовые сценки — вроде собраний жильцов, препираний по поводу уборки, элементов досуга — и погружая во всевозможные вампирские приключения на улицах ночного города:
Благодаря эстетике документального репортажа в режиме real time (есть даже канонически упавший в процессе бегства от нежити оператор), с доведённой до минимума дистанцией между камерой и героями, существа, о которых все слышали, но никто не видел, становятся реальными, а проблемы их меньшинства могут быть донесены обществу. Как и в документальном кино, где нейтральная фиксация повседневности обычно вырастает в драму современной жизни, зрителю предоставляется возможность увидеть в частном случае важные обобщения: разглядеть в мифических кровососах архетипических «лишних» людей, вынужденных скитаться по обочинам бытия. А распознать способность этих «особей» дружить, любить и веселиться, научиться им искренне сочувствовать — означает стать более открытым к любой возможной инаковости.
Кроме того, это и в другом смысле шаг в сторону сближения видов — непосредственно внутри самого кинематографа, документального и художественного (что пророчил ещё Эйзенштейн в статье «По ту сторону игровой и неигровой»), всё активнее вступающих сегодня на новую, размывающую границы, территорию постдока. И гибридная форма «Упырей» в очередной раз напоминает: в искусстве — как и в жизни — нет никаких ограничений, правил и догматов. Куда важнее — его способность к преодолению этих рамок, транслируемая и аудитории.
