Спасательная операция
Алексею Петрову, офицеру и человеку
Дюнкерк (Dunkirk), 2017, Кристофер Нолан
Андрей Волков – о военной драме Кристофера Нолана
Что проще? – вопрос —
мне его не постигнуть:
самой умереть или видеть, как гибнут?!
Светлана Сурганова
Кристофер Нолан один из немногих постановщиков из среды авторов независимого кино, кто, даже перейдя в мейнстрим, не утратил стиль и интерес к серьёзным темам. Ещё совсем недавно он удивил философским фильмом «Между звёзд», повествовавшим о поисках нового дома для человечества в глубинах космоса. Вот и в «Дюнкерке», своём самом, пожалуй, реалистичном фильме, мастер вновь воспроизводит мотив обретения дома, максимально отчуждая при помощи изобразительных средств небольшой город во Франции, стоящий на берегу пролива Ла-Манш.
Тема странствия героя в поисках своей Итаки по-разному выражалась Кристофером Ноланом. Ещё в давней работе «Помни» персонаж отправлялся в путешествие в глубины своей памяти, стремясь ухватить изменчивое воспоминание и разобраться, наконец, в своей жизни. Также и в прекрасном ремейке норвежского фильма «Бессонница» герой Аль Пачино проделывал путь по бескрайним просторам своей души в поисках той самой залитой солнцем земляничной поляны, которую ещё в древности люди назвали совестью, камертоном жизни для каждого человека. По-своему мотив странствия отражён и в кинокомиксе «Бэтмен: Начало», ведь персонаж ищет свой путь в мире, где нет строгого разделения на добро и зло.
Но всё это были, конечно, умозрительные путешествия, предлагавшие зрителю метафорически трактовать сюжет. Но чем старше становился Нолан, тем всё больше он стремился к простоте формы, являющейся прерогативой классического искусства. И с этой точки зрения «Дюнкерк» как раз самое простое и, может быть, лучшее сочинение парня из Вестминстера.
Постранствовав в бескрайних широтах независимого кино, поплескавшись в океане планеты Мейнстрим, совершив путешествие в глубины космологии, Кристофер Нолан обрёл, наконец, свою Итаку. Как верный сын своей страны, он не мог не снять кино о собственной истории, тем более Дюнкерская операция и по сей день вызывает споры – а был ли, дескать, героизм? Не позорную ли страницу Второй Мировой войны решил осветить талантливый голливудский автор?
Кадр из фильма “Дюнкерк”
Недоумение возникло и среди российских киноманов, ведь мы впитали благодаря советскому кино совсем другое представление о подвиге. Александр Матросов, бросающийся грудью на амбразуру – да, герой. Не так ли надо было бы поступить и английским солдатам, попавшим в окружение в Дюнкерке? Биться до последнего патрона, бросаться в самую гущу врагов. И не важно, что за спиной Ла-Манш, а за Ла-Маншем – Англия. И уж совсем мы должны забыть, что годом раньше Молотов и Риббентроп пожали друг другу руки в знак подписания пакта о переделе мира. И совсем для англичан тогда не казалось невероятным безумное предположение, что как Польшу в сентябре 1939 г. оккупировали союзные войска Германии и СССР, так такое же могло бы произойти и с маленькой Англией, мужественно сражавшейся с нацизмом всю Вторую Мировую войну.
Безусловно, никто не хочет умалить большие заслуги СССР в уничтожении Третьего Рейха. Однако важно понять в каких условиях находилась Англия за год до нападения Гитлера на нашу страну. Франция практически пала, США позорно сохраняли нейтралитет, как и ряд других стран. И маленький остров долгое время был единственной преградой для желания Гитлера поработить весь мир.
Кристофер Нолан снял во многом нетипичный военный фильм, воскрешающий в памяти другие необычные военные драмы американского кино последних лет, например, «Спасти рядового Райана» Стивена Спилберга и «Тонкая красная линия» Терренса Малика. Не стоит забывать и недавний байопик Мэла Гибсона «По соображениям совести».
Если Стивен Спилберг удивил публику максимально аутентичным изображением войны, в первую очередь кровопролитной высадки в Нормандии, в которой участвовал и отец режиссёра, а Терренс Малик неожиданно впал в буддистскую созерцательность, то Кристофер Нолан лишает войну героического пафоса. Он максимально обезличивает солдат, показывая их не героями, а всего лишь людьми, которые, безусловно, любят свою страну, но в тоже время хотят вернуться домой, не погибать напрасно, не имея ни единого шанса справиться с превосходящими силами противника. Нолан отказывается от кровавых сцен, в чём, безусловно, преуспел его старший коллега Спилберг, новаторски сняв ручной камерой нормандскую бойню, словно репортаж с места событий.
Кристофер вместо этого сосредотачивается на других вещах. Он трактует войну как пограничную ситуацию, где молодые люди, возможно, впервые в жизни оказываются на волосок от смерти, будучи запертыми в городе Дюнкерк. Лишь баррикады удерживают немцев от прорыва, однако ясно, что скоро они падут. А все корабли, подплывающие к Дюнкерку, обстреливает немецкая авиация. И тогда меркнет романтический порыв к подвигам и славе, а людьми начинает владеть страх потерять жизнь. В какой-то мере в «Дюнкерке» Нолан развивает образ доктора Манна из своего предыдущего фильма, не желающего умирать в одиночестве на ледяном гиганте. Только в случае с английской армией совершенно очевидно, что бессмысленная смерть этих 400 тысяч солдат в прекрасно-наивном порыве одолеть внушительные силы врага никому не принесёт пользы. Однако эти солдаты вполне могут понадобиться для обороны собственной страны, если Гитлер решит напасть на Англию. Тем более англичане, не имея такого большого населения, как в СССР, не могли так смело и бесстыдно бросать целые армии в окружении врага, призывая людей умирать назло врагу. Напротив, западная демократия всегда учила выжить вопреки всему.
Вот и в новом фильме Кристофера Нолана желание выжить, владеющее сердцами молодых героев, вчерашних мальчишек, призванных в тяжёлый период на защиту родины, вовсе не постыдно. Режиссёр препарирует героизм с мастерством хирурга, показывая, что каждый человек в какой-то степени доктор Манн, что самопожертвование не свойственно человеческой природе, однако постановщик вовсе не делает из этого пессимистический вывод, что человек человеку волк. Напротив, Нолан верит, что в желании жить нет ничего плохого. И тем более на войне, когда вокруг рвутся снаряды, летают пули, скашивая, подобно серпу, человеческие жизни. Главное, даже в этих условиях оставаться человеком.
«Дюнкерк» – ничуть не мрачный, а в каком-то смысле романтический фильм. Режиссёр верит в возможность единения людей перед общей бедой и снимает притчу о прекрасной мечте всех экзистенциалистов – осознании, что все мы люди
Страх, владеющий солдатами в трюме корабля, заставляет их решать, кого послать наверх, чтобы его наверняка убили, но зато корабль не затонул бы. Однако и тут находятся те, кто понимает, что выжить за счёт смерти другого всё равно что умереть. Не телом, но душой. Оттого и лётчик, словно ангел, летает над Дюнкерком на одних парах бензина, отражая атаки вражеских истребителей. Его бой не бессмысленен – он спасает жизни тех, кто на берегу и готовится к отплытию в Англию. А с родины огромное количество людей на своих судах и судёнышках, вняв призыву правительства, плывут в Дюнкерк, чтобы спасти свою армию. И в этом нет ни героизма, ни трусости. Наоборот, это нормальное человеческое поведение – выжить самому, но помочь и ближнему.
«Дюнкерк» Нолана ничуть не мрачный, несмотря на антураж блокированного немцами города, а в каком-то смысле романтический фильм. Режиссёр верит в возможность единения людей перед общей бедой и, на историческом материале, снимает притчу о прекрасной мечте всех экзистенциалистов – осознании, что все мы люди. Жизнь бесценна, не даруется правительством, а потому человек вовсе не обязан непременно отдать её в виде налога на патриотизм. Напротив, человек должен выжить. Просто должен – для семьи, для своего будущего. И именно благодаря пониманию бесценности жизни, осознания своего собственного страха смерти, из которого и проистекает трусость, человек становится добрее к людям. Они тоже хотят жить, и мы не должны лишать их этого священного права. «Никто не умрёт вместо меня», как гениально заявлял Жан-Поль Сартр.
Вот так просто – бояться смерти ничуть не постыдно, даже в условиях войны. Наоборот, это по-человечески. Ведь ещё Марина Цветаева писала «Еще меня любите/За то, что я умру». Вот и режиссёр максимально деликатно обходится с героями. В его фильме нет ни крови, ни насилия, практически никто не умирает в кадре. Но близость смерти, отлично подчёркнутая напряжённой музыкой Ханса Циммера, делает любую полемику о героизме бессмысленной. И, может быть, именно из дегероизации войны вырастает прекрасный гуманистический посыл режиссёра – у каждого свой век, никто не должен бесславно погибнуть ни в водах Ла-Манша, ни на песке Дюнкерка. И только вдали, в чуждом пространстве, где, словно стена из творчества Жан-Поля Сартра, неумолимо приближается немецкая армия, оттесняя баррикады, можно ощутить любовь к родине, то, что и зовется патриотизмом. И совсем не позорно искать спасения в объятиях родной Итаки. Вовсе не долг, не обязанность, а естественное проявление любви – защищать то, что тебе дорого. И если нужно отдать жизнь, чтобы спасти свой Эдем, пусть так и будет. Главное, не умереть напрасно.
Этот страх такой же интимный и глубоко человечный, как и боязнь смерти. И хорошо, что хотя бы раз в десятилетие в военном кино появляется фильм, где нет высокопарных слов. Есть только тоска по родине, страх вечной темноты и желание остаться человеком. Даже в условиях бесчеловечной войны.
