Самый честный бизнесмен
Самый жестокий год (A Most Violent Year), 2014, Джей Си Чендор
Анна Дедова о третьем полнометражном фильме Джей Си Чендора
Абель Моралес, владелец топливной компании и счастливый глава семейства, очень занят долгожданным расширением бизнеса и желанным переездом в престижный жилой район Нью-Йорка. Кажется, все идет по плану: важный договор уже подписан и ждет исполнения, а новый дом потихоньку обживается красавицей-женой с лицом Джессики Честейн. Однако на дворе 1981-й, впоследствии признанный историками самым жестоким годом по уровню преступности в районе Статуи Свободы. Абелю придется иметь дело с недовольными клиентами и с дулом пистолета, стараться соответствовать своим моральным принципам и попутно идти к осознанию того, что настоящий враг может скрываться не только в иммигрантских гетто, но и за деревянной дверью лучшей выделки.
“Самый жестокий год”, рецензия
Джей Си Чендор в «Самом жестоком году», как и в своих предыдущих работах, ставит в центр повествования персонажа, вынужденно находящегося под давлением и тем самым закаляющего, как сталь, свои волевые качества. При этом режиссер после войны с неумолимыми силами природы в «Не угаснет надежда» возвращается к теме грязных игр джентльменов из «Предела риска», лишь меняя «белых воротничков» финансовых махинаций на нефтяных воротил 80-х. Неизменным остается лишь типичный для Чендора главный герой, принявший в этот раз облик бывшего иммигранта, удачно женившегося на дочери босса, единожды решившего вести бизнес честно и всеми силами избегающего сделок с совестью. Подобный типаж выглядит довольно неожиданно в кино, которому так близки мафиозные посиделки в духе дона Корлеоне и диалоги, характерные для славных парней однажды в Америке. Кажется, что на n-ной пафосной речи Абеля о том, что на счету его компании нет ни одного незаконно заработанного, отмытого цента, зрителю попросту станет скучно, ведь локомотивами криминальных историй всегда были, есть и будут лица со шрамом, а не завсегдатаи воскресных школ. Однако задача Чендора не состоит в том, чтобы показать на пленке погрязшую в коррупции систему сросшихся бизнеса и чиновничества, где каждый моет руку другого. На это, неимпортированное родное, американцы насмотрелись еще в фильме Сидни Люмета, вышедшего в год разворачивающихся на экране событий. Режиссеру в первую очередь интересно продемонстрировать силу духа Абеля, сможет ли тот устоять перед искушениями, делающими жизнь проще, но сон тревожнее. В этом смысле показательны две сцены: в начале фильма мы застаем героя во время во время пробежки – полным планов и надежд на счастливое будущее, а в конце видим зеркальную сцену погони, где перед нами предстает обозленный альфа дог, движимый лишь жаждой мести.
Чендор, пусть и не первым в истории мирового кинематографа, деромантизирует пресловутую Американскую мечту, но преподносит это под интересным углом
Чендор, пусть и не первым в истории мирового кинематографа, деромантизирует пресловутую Американскую мечту, но преподносит это под интересным углом. Намеренно или случайно он оставляет за кадром прошлое героя в латиноамериканских кварталах. Здесь и сейчас перед нами простой водитель, выбившийся из низов, который видит рецепт успеха в трудолюбии и упорстве, в то время как его супруга, представительница более благополучного, условно «белого» класса, пусть и с поправкой на родственные связи с гангстерами, спокойно и беззастенчиво идет на компромиссы со всеми возможными разновидностями совести. Тем самым Чендор прекрасно расставляет приоритеты для будущих поколений дельцов – те, кто привык к хорошей сытой жизни еще с детства, всегда найдут, на чем можно разжиться и в зрелости. При этом, оттачивая на своем третьем фильме навыки драмы, Джей Си не забывает и о триллерной составляющей, раскручивая крепкую интригу «худанита» на протяжении двух часов и сгущая атмосферу в нефтяной смог с каждым сюжетным поворотом. В итоге у Чендора выходит довольно-таки симпатичное кино о борьбе личности за свою честь и достоинство на фоне деградирующего общества, и совсем не его вина, что в наградной сезон он всего лишь промахнулся десятилетием.
