Соблазн (Sibyl), 2019, Жюстин Трие
Антон Фомочкин – о новой работе Жюстин Трие
“Виктория” (2016) и “Сибилл” (2019), прозванная в нашем прокате “Соблазном”, составляют своеобразную синонимичную дилогию, где за разными именами, в роли альтер-эго режиссера, предстает актриса Виржини Эфира. В обоих случаях это женщина не сильно уверенная в себе, но добившаяся определенных ремесленных высот в пустословии. Что лишний раз выдает желание Трие проецировать саму себя на экран, поскольку драматургия – это такое же состоящее из слов моделирование воображаемой реальности, как и профессии психотерапевта и юриста, которые освоила главная героиня. Действительность приобретает у нее двойственную природу. Режиссерский метод с оглядкой на поэтику Мишеля Девиля: общая игривая недосказанность, вкупе с глубокой травмой титульного персонажа, от которой все беды. Работы Трие, действительно, способны произвести неоднозначное впечатление: комическое в них граничит с бытовым юмором и чистым абсурдизмом. Будь то глупости, с которыми приходят клиенты, готовые лечь на кушетку и излить душу, или приятель детства, вынуждающий защищать его перед судом в деле, где главный свидетель — собака. Именно эта невозможность четко определить жанровые границы и искренний взгляд на женскую природу позволили Трие в прошлом году, наконец, попасть в основной конкурс Канн, выгодно выделяя ее на фоне современного французского кинематографа.
Кадр из фильма “Соблазн”
Трие – автор, для которого крайности являются естественным ходом жизни. Если зов плоти – то откровенный, животный и лишенный ретуши; если мелодрама – то на разрыв аорты от боли на сердце. Эфира – исполнитель, в котором эти самые крайности есть. Она может быть смешной, помолодев на глазах и превратившись в наивную девчонку, а может резко состариться, когда ее героиню разбивает депрессия без права на свободу воли. Она абсолютно витальна, но стоит ей раздеться – и в кадре торжествует телесность. Ее смех заразителен, а эмоциональная истерика на грани нервного срыва, в хорошем смысле, невыносима. Сила героинь Трие в их слабости, они уязвимы настолько, насколько слаб любой человек. Вереница интриг и иронических сценок затягивает в ее картинах человека, с которым себя просто ассоциировать не только постановщице, но и зрителю. Когда Сибил заявляет, что она сильна и сама пишет роман своей жизни, мы видим чуть ли не самую несчастную женщину в фильме, где сердца безжалостно разбили как минимум двум персонажам помимо нее. Сила слова при этом раз за разом выигрывает, ибо бумага все стерпит и на все даст ответ. Со сводом законов все ясно, он непогрешим и внятен, в отличии от слушания дела, где нельзя сдаваться, но проще простого дать слабину. Сложности с длинной дистанцией – проблема не только для Виктории, но и для Сибил, что лишний раз эти две повести объединяет.
Проблема Трие в том, что она неспособна выдержать длинную дистанцию. Ей нужны длинноты, передышки, сентиментальные излишки с участием второстепенных персонажей
Психотерапевт-писатель, следующий за своим пациентом и вторгающийся в его жизнь, – набивший оскомину шаблон. Трие это понимает, потому осторожничает, и лишний раз водит кругами вокруг неминуемой сцены страсти или оглушительного крушения, что ждет чувственный опыт Сибил. Трие умна, чтобы не попасть в ловушку неоправданных ожиданий: она играет по правилам, но переворачивает все с ног на голову, также, как и ее героини, каждый раз, когда попадают в очередную историю. В случае Сибил зыбучие пески – это съемочный процесс, где она вязнет, помогая актрисе с запутанной личной жизнью. Проблема Трие в том, что она неспособна выдержать эту длинную дистанцию. Ей нужны длинноты, передышки, сентиментальные излишки с участием второстепенных персонажей, повседневность которых также состоит из сплошных проблем. Сила же Сибил – это та история, которую она получает. Неслучайно в финале играет Вивальди: заштормило, перемололо, но, как говорится, non, je ne regrette rien.
