О долготе и краткости жизни
Суррогаты (Surrogates), 2009, Джонатан Мостоу
Илья Кугаевский считает “Суррогатов” суррогатом кинематографа
Недалекое будущее. Изможденное, заросшее, с ног до головы покрытое мерзкими старческими болячками человечество отныне не знает бед, потому что местная корпорация зла изобрела чудо-роботов суррогатов: теперь можно оставить свое несовершенное тело в кресле, надеть для синхронизации специальные очки и отправить вместо себя на работу безупречных манекенов последнего поколения. Казалось бы, пропала вся преступность, трава стала чуточку зеленее, в мире воцарились красота и спокойствие, но однажды откуда ни возьмись появляется таинственный незнакомец, лицо закрыто маской, в руках страшное оружие: сначала расщепляет на кварки суррогата, мгновением позже выжигает глаза хозяину. Расследовать инцидент берется детектив Том Грир, который, впрочем, недолюбливает высокие технологии, так как устал ежедневно наблюдать пластмассовое торжество фотошопа и ринопластики вместо своей настоящей жены с морщинами и сединами.
“Суррогаты”, рецензия
Начиналось кино вроде бы за здравие: сияющий мажор на красивом автомобиле отчаливает в ночную суету мегаполиса, вдоль стены клуба провокационно дефилирует дама в чулках — стильно, модно, молодежно. Но как только в кадр заглянул Брюс Уиллис стало понятно, что играет он тут вовсе не детектива, а зеркало творящегося вокруг уныния. Брюса постоянно бьют то люди, то роботы, то стены, сам он вечно жалуется жене, что не может уснуть из-за недавней ссоры, плачет, буровя взглядом фотографии, на которых из-за чересчур оригинального ракурса непонятно, кто изображен. Суррогат Брюса похож на стоп-кадр Сергея Зверева, жаль без перьев, реальное обличие органично смотрелось бы в советском фильме «Старики-разбойники». Интуиция подсказывает: не может быть хорошим кино, где человек, не так давно покорявший небоскребы, самозабвенно порхавший с самолета на самолет и даже сейчас вполне способный под чутким руководством компьютерной графики устроить биг-бадабум в этой песочнице, превратился в симбиоз тряпки и гламурной статуи. Зритель отторгает продукт на генетическом уровне.
Центральный образ: пришибленный, натерпевшийся, обуянный вековой тоской неясного происхождения Брюс Уиллис ползет сквозь антиутопическую пыль навстречу семейным ценностям. Ценности немного кокетничают для виду, но все же сдаются.
С остальными уровнями, впрочем, ничуть не лучше, постановщик Джонатан Мостоу вновь вымученно ваяет вялое Восстание машин: люди не могут, роботы не хотят — на выходе ни машин, ни восстания, ни цветных таблеток. Экшен съежился до двух дежурных пробежек по перекресткам, детективную линию невозможно не распутать из-за малого количества персонажей и слишком толстых намеков (казалось, над убийцей-садовником вот-вот нарисуют красную стрелочку), фантастика, антиутопия и прочая философия затерялись на вторых и третьих планах. Классический случай буриданова режиссера, который хотел быть и умным, и красивым, хотел подстрелить всех зайцев и усидеть на всех стульях, а в итоге просто утонул в болоте жанровых штампов. От последних хочется взвыть: главный злодей начинает диалог репликой «Здравствуй, Том, наконец-то мы встретились», выкатившись из темноты; главный герой останавливает мировую катастрофу, введя пять символов пароля; вождь оппозиционеров, загримированный под Боба Марли, зомбирует народ, сидя в позе лотоса; но вообще — во всем виноваты супер-корпорации, а спасет всех сила любви, как в Интерстелларе. По факту Мостоу, смешивая жанровые коды, взял от каждого худшее и вместо, скажем, зрелищного боевика с крепкой магистральной идеей, получил нудную фантастику для самых маленьких с минимумом действия в кадре.
Удобно бы завершить все ожидаемой аллегорией — дескать, автор где-то запрятал настоящий фильм, а в прокат выпустил суррогат, да только вот означенные роботы по задумке были пусть и безжизненные, однако изрядно напомаженные, яркие и блестящие, «Суррогаты» же визуально бедное и бледное кино, под финал оставляющее после себя даже не мысль, а горстку растерянных междометий — «ну и?». Это отнюдь не тот случай, когда милое кино без амбиций было растоптано въедливыми диванными футурологами, скорее уж школьная идея, будто главное в человеке — его Богатый Внутренний Мир, здесь подана настолько утрированно, что фильм мутировал в экранизацию избранных статусов социальных сетей. Центральный образ: пришибленный, натерпевшийся, обуянный вековой тоской неясного происхождения Брюс Уиллис ползет сквозь антиутопическую пыль навстречу семейным ценностям. Ценности немного кокетничают для виду, но все же сдаются.