Уна (Una), 2016, Бенедикт Эндрюс
Эрик Шургот об “Уне” Бенедикта Эндрюса.
Уне немного не хватает до тридцати, а её жизнь, как сомнамбула – случайный ночной секс в клубной уборной сменяется мутной дневной рефлексией. На старой фотокарточке она собственной персоной в тринадцать лет, а лицо сидящего рядом мужчины перечеркнуто до неузнаваемости. В запечатленные на фото годы, полные наивных восторгов, Уна была уверенна в том, что влюблена, как и в том, что это её чувство взаимно. Пятнадцать лет назад она сбежала с другом своего отца, как сама думала, в безмятежную идиллию совместных скитаний по поэтичным берегам какой-нибудь Франции. Но добежали «влюбленные» лишь до ближайшего мотеля, ставшего для девочки точкой невозврата, местом, в которое раз за разом она возвращается, блуждая по чащобам собственной памяти. Что она чувствовала тогда, когда нимфеткой девчушкой предавалась соблазнам быть для взрослого мужчины чем-то большим, чем просто красивая девочка? Была ли любовь и почему её Рэй тогда ушел безвозвратно? Спустя годы Уна набралась смелости, чтобы заглянуть наконец в глаза навсегда изменившему её жизнь мужчине.
“Уна”, рецензия
Режиссерский дебют театрального драматурга Бенедикта Эндрюса как-то сразу обескураживает, увлекая в омут взаимоотношений бывших «любовников». Неловкость после встречи и желание сбежать, сменяются нервным диалогом, переполненным воспоминаниями. Внутренний конфликт Уны наслаивается на маниакальное влечение к Рэю, сопряженное с отвращением к самой себе. Старый эфебофил, тем временем, загнан в вербальную ловушку, ему из нее есть два выхода – признаться в том, что пятнадцать лет назад он просто воспользовался Уной или начать ту нехитрую игру человеческими чувствами, в коей он давно мастак. Фильм Эндрюса не просто держится на диалогах, но выстроен так, что зритель запросто может обмануться, приняв высказывание одной из сторон за чистую монету. Фильм делится на три плоскости – настоящее, воспоминания Рэя и Воспоминания Уны, причем последние две разительно отличаются множеством деталей. В памяти Рэя школьница предстает юной оторвой – верхние пуговицы блузки расстегнуты, растянувшись вдоль шезлонга, Уна вальяжно просит взрослого мужчину принести ей выпить. Тогда как в воспоминаниях самой девушки она робкий, смущенный ребенок, не осознающий до конца собственные желания. Эта игра увлекает за собой, порой сбивая с толку, до финальных сцен заставляя сомневаться в истинной сущности Рэя вместе с Уной.
«Уна» – фильм неоднозначный и балансирующий на грани щекотливой темы, нарочно обманчивый, временами фальшивый и сильно провокационный.
Эндрюс пришел в кинематограф из театра, а потому спотыкается иной раз на самом элементарном. Некоторые его высказывания чересчур топорны и даже пошлы по части формулировок. Камера может долгим планом держать заросли кустарника, тем самым зрителю дают понять – там, за бурлящей зеленой стеной творится ужасное, там тринадцатилетняя девочка держит взрослого дядю за член. Или вот, камера медленно накатывает на аккуратную горку подростковой одежды, сложенную возле кровати – режиссер, в попытке балансировать между дозволенным и табуированным, снисходит до крайне примитивных выразительных форм. И тут встает любопытный вопрос, являются ли все расслоения пространства фильма через воспоминания оригинальной задумкой режиссера или же «фичей из бага», настолько Эндрюс иной раз неуклюж. Это подчас сбивает с толку, ведь странной химии в дуэте Мара-Мендельсон хватает с лихвой и без натужной демонстративности. Для Руни эта роль вообще едва ли не более интимная, чем в недавней драме «Кэрол» – запутавшаяся, пронесшая сквозь годы чувство стыда, но все еще не выкинувшая своего искусителя из головы. Ведь оказавшись вдвоем, герои напрочь отстраняются от внешнего мира, ведут себя иррационально и несдержанно. Разбрасывание мусора по комнате, попытка заняться любовью на холодном полу раздевалки, прятки в туалетных кабинках – Эндрюса странным образом манит вся эта мусорная эстетика, но она-то как раз уместна и лишь подчеркивает девиантность в отношениях между героями. «Уна» – фильм неоднозначный и балансирующий на грани щекотливой темы, нарочно обманчивый, временами фальшивый и сильно провокационный. Осознанно или нет, Эндрюс снял картину, которая играет со зрителем, подобно тому, как старый манипулятор играет со своей жертвой. Однако внимательный человек должен ближе к финальным титрам во всем разобраться.
