Видок: Император Парижа (L’Empereur de Paris), 2018, Жан-Франсуа Рише
Антон Фомочкин – о фильме-открытии ММКФ
Крыса, потянувшись за вековым куском сыра, сгоняет обосновавшихся на нем тараканов. Ее скорбная участь – быть прихлопнутой Дени Лаваном. Артист, скрючившись, поджимая губу, предлагает тушку коллективному каторжнику. Дальше этого образа Рише уйти не пытается. Видок, работающий на подписание помилования, вожделеет пресловутое залежалое лакомство, которое сгубило десятки до и после. Историческая личность, демонстративно прошагавшая из касты криминалитета в герои, удостоилась крайне аккуратного и сдержанного воплощения. Преступник стал торговцем тканями, но сложно оставаться безымянным, когда твои разбойничьи подвиги знает каждая дворняга, ошивающаяся по периметру Сены. Не получилось – то одни донесут, то другие нападут. Преступник стал детективом, пересажав вчерашних “уличных коллег” из стана идеологического врага (все тот же Лаван). Покоя все нет. Оттого в момент нервного срыва он, насупив брови, бредет к забитым людом камерам и вдалбливает заключенным: мол, я вас не уважаю, я вас презираю и вообще. Ну, честно говоря, это было и без того понятно.
Кадр из фильма “Видок: Император Парижа”
Чего не отнять у “Императора Парижа”, так это следования возвышенным идеалам приключенческих романов. Мальчишка отдал себя банде? Бессмысленно его винить, даже если он ковыряет ножиком в твоем боку. Дело чести. Изъятые земли приравниваются к утере родины, а значит, внутри клокочет мятежный непокой, вынуждающий носить мундир как знамя готовности положить себя за отчизну и императора. Без страха и упрека, Видок собирает сборную униженных и оскорбленных, самоцель которых – откопать собственное имя из грязи, с самых разных глубин. На искры рассыпаются выстрелы из пороховых пистолетов, отброшенные шпаги предвещают упоительное мятье лиц кулаками. Возможно все: как чистая любовь со вчерашней проституткой, так и громогласные перетягивая негласного трона в течении считанных минут. В этом Видок вынужден тягаться с бежавшим “товарищем”. Принципы задают этот конфликт. “Править давай вместе”, “Царем может быть один”.
Канва рассыпается на последовательность шаблонов, и все старания в достоверности антуража, видов, одежд и тайн дворцовых переворотов идут насмарку, поскольку картина не работает и не осмысляет мотивы и цели глубже книжной иллюстрации
Архаика стиля – избыточна. Рише из кожи лезет эстетизировать даже самые будничные диалоги, стараясь выдвигать на первый план какой-либо красивый или символичный предмет, подавать сцену через отражение, нарочито живо вертеть камерой, создавая эффект присутствия. Проблема в том, что сама канва рассыпается на последовательность шаблонов, вплоть до обстоятельств смерти тех или иных героев. И медлительный “Император Парижа” теряет даже в сравнении с “Видоком” Питофа – дурацким, порой абсурдным, аляповатым, но все же изобретательным. И все старания в достоверности антуража, видов, одежд и тайн дворцовых переворотов идут насмарку, поскольку картина не работает, упиваясь романтикой обреченности на одиночество, не осмысляя мотивы и цели глубже книжной иллюстрации. За скобками стычек, разговоров в интерьерах, перебежек по улицам, угроз и насилия остается куда более предпочтительный мотив живой очереди к Жозефу Фуше, герцогу Отрантскому. Там и своя система “фаворитства”, и томительное многочасовое ожидание, которое может завершиться ничем. Впрочем, о том, что в листе ожидания можно провести всю жизнь, уже была замечательная “Насмешка” Патриса Леконта. Ничего нового на эту тему не скажешь.
