Ида (Ida), 2013, Павел Павликовский, рецензия
Изъясняясь современным языком, циничная Ванда постоянно троллит не знавшую плотских грехов Анну с целью посеять сомнения в душе кроткой еврейской послушницы. Тарас Сасс рецензирует “Иду”.
Британец Павел Павликовский покинул социалистическую Польшу еще в начале 1970-ых, к середине 1990-ых заработал себе мировое имя как документалист, а потом переключился на художественное кино. Для возвращения на историческую родину ему понадобилось 40 лет жизни, десять документальных и художественных картин, снятых в шести странах мира и несколько подслушанных историй из прошлого. Воспоминания и места детства позволили Павелу-Полу создать свой opus magnum. Обласканная критиками «Ида» уже была признана лучшим фильмов Европейской киноакадемии и является обладателем «Оскара» в иноязычной номинации.
Фильм начинается в стиле бунюэлевской «Виридианы». Молодую послушницу монастыря Анну, готовящуюся принять постриг, отправляют проведать свою единственную родственницу Ванду Груз. Это что-то вроде обязательного условия для принятия обета, а заодно и дополнительная возможность взвесить столь непростое решение. Тетушкой оказывается средних лет дама, ведущая весьма свободный по меркам Польши шестидесятых образ жизни. Анна оказывается на пороге квартиры как раз тогда, когда пани Груз утром спроваживает своего очередного любовника. Распутная с точки зрения социалистической морали тетка оказывается судьей, а в прошлом печально известным прокурором «Кровавой Вандой». Прозвище она получила за то, что в 50-ых отправила на виселицу не одного «врага народа». Куря на кухне, показывая пожелтевшие фотографии и отпуская шуточки о Боге, она небрежно рассказывает, что Анна вовсе-то и не Анна, а Ида Лебенштайн, чьи родители загадочным образом погибли во время войны в польской глуши. Неловкий разговор в итоге приводит к роуд-муви, в котором Анна-Ида и Ванда пытаются докопаться до сути семейной трагедии, произошедшей двадцать лет назад.
Стоит сказать, что сюжет существенно затрагивает тематику Холокоста, но автор, не в пример другим коллегам, относится к ней отстраненно, избегая пафоса и драматизации.
«Ида» визуально совершенно не похожа на все, что Павликовский делал раньше, да и в плане тематики стоит особняком, разве что прослеживается типичный для режиссера мотив аутсайдерства. Стильная черно-белая картинка операторов Ленчевского и Зала со старомодным соотношением экранных сторон отсылает как к польскому кино пятидесятых-шестидесятых, так и к европейским новым волнам. Стилизация Польши полувековой давности с гэдээровскими Вартбургами, джазом в кабаках, разбитой брусчаткой и хмурыми людьми настолько убедительная, что фильм невольно сравниваешь не с другими работами режиссера, а с ранним Полански или Вайдой. Стоит сказать, что сюжет существенно затрагивает тематику Холокоста, но автор, не в пример другим коллегам, относится к ней отстраненно, избегая пафоса и драматизации. Для него Холокост не повод для осуждения и рефлексий, а лишь некий объективный фактор, повлиявший на судьбу героев. Так же безжалостно он обходится с детективной составляющей картины, довольно быстро называя всех виновных и с циничным спокойствием объясняя мотивы холодящего кровь преступления.
Главное поле битвы для него – христианская мораль. Изъясняясь современным языком, циничная Ванда постоянно троллит не знавшую плотских грехов Анну с целью посеять сомнения в душе кроткой еврейской послушницы. Ближе к финалу начинает казаться, что Павликовский действительно решил на собственном материале повторить фокус Бунюэля, когда-то на примере такой же красивой и скромной служительницы Христа элегантно разнесшего все новозаветные принципы. Но Павликовский играет в свою игру, давая довольно оригинальный ответ на вопрос уместности христианского мировоззрения в современном мире. Проблемы подобного рода Павликовский уже косвенно задевал девять лет назад в «Моем лете любви», почти невинной истории о подростковых чувствах. Но тогда режиссер уклонился от вердикта с тем, чтобы сейчас через отрицание и шоковую терапию таки дать еще один шанс дремучему польскому католицизму.
