Cul-de-sac: “Старый тёмный дом” Джеймса Уэйла

Тайна мрачного дома

Старый темный дом (The Old Dark House), 1932, Джеймс Уэйл

Андрей Волков рецензирует архивный хоррор Джеймса Уэйла

Из всех “страшных” фильмов Джеймса Уэйла именно “Старый тёмный дом” оказал самое большое влияние на фильмы ужасов. Условно это экранизация романа современника Уэйла Дж. Б. Пристли «Застигнутый ночью». Условно – потому что режиссёр никогда не питал страсти к дословным экранизациям. Скорее он находил в литературных сюжетах близкие себе темы. Воспитанный в христианских традициях, как и другой английский мастер Альфред Хичкок, Уэйл интересовался мрачной стороной душ своих героев. Устремления человека часто греховны, а разумом владеют животные инстинкты. Взгляд вглубь себя порождает страх, ибо зло таится в душах людей и лишь в последнюю очередь воплощается в монстрах.

Несколько человек останавливаются в старом доме, чтобы переждать непогоду. Хозяева, брат и сестра, неприветливо встречают их, но всё-таки разрешают переждать бурю. Постепенно герои понимают, что дом скрывает в себе тайну, способную погубить их всех.

Джеймс Уэйл переносит готические традиции в американский фильм ужасов, уже в ту пору сложившийся. Сложно выявить первый хоррор в американском кино, но одним из самых ранних является «Гостиница с привидениями» Дж. Стюарта Блэктона (1907). Долгое время хоррор-кинематограф США развивался скорее в театральных традициях, обособленно существуя от европейского авангарда. Ведь именно представители европейского кино первыми задумались над тем, чем вообще киноискусство отличается от театра. Для импрессионизма, сложившегося во французском кино в начале 1920-х гг., было характерно стремление к фотогении, теоретически обоснованной Луи Деллюком в своей книге «Фотогения кино». Предметы и люди перед объективом камеры должны быть выразительными, то есть становиться образами чего-то. Пейзаж, к примеру, может передавать настроение сцены, а человек, существующий в кадре, своим видом выражать душевное состояние, то, что обычно скрыто от глаз. Экспрессионизм, напротив, отражал предчувствие социальных потрясений, страх человека перед неизвестным, что как раз очень подходило для хоррора. Оттого выдающийся оператор экспрессионизма Карл Фройнд вполне нашёл себя в американском страшном кинематографе, дебютировав «Мумией» в 1932 году. Джеймс Уэйл же, помимо безусловной склонности к европейской эстетике, всегда испытывал интерес к постановке серьёзных проблем, исследованию маний и обличению греховных устремлений персонажей. Моральный ригоризм, доставшийся режиссёру от родителей, парадоксально сочетался с его нетрадиционной ориентацией. Хотя, возможно, именно переживание своего неправильного плотского влечения позволило мастеру создавать трагикомические притчи под оболочкой хоррора, где герои одержимы гордыней, ненавистью, завистью и жаждой разрушения.

Кадр из фильма «Старый тёмный дом» Джеймса Уэйла

«Старый тёмный дом», как уже говорилось, эстетически связан не столько с киноавангардом 1920-х гг., сколько с готическим романом. Уединённо стоящий дом, полный опасных тайн, тёмное время суток, буря, препятствующая героям покинуть гиблое место, семейное проклятие. Начитанный зритель наверняка проведёт аналогии с одним из первых готических произведений «Замок Отранто» Горация Уолпола. Возможно, именно в его честь назван персонаж Эрнеста Тесайгера, чей образ стал классическим. Пожилой эксцентричный владелец, похожий на призрак в тёмной ночи. Он одержим суеверным страхом и боится подниматься наверх. Режиссёр уже с самого начала выстраивает интригу – чего так боятся пожилые брат и сестра и что скрывается на последнем этаже дома?

В те годы ещё не был написан «Призрак дома на холме» и не был снят «Дом на холме призраков» Уильяма Касла. Тем более было далеко до «Сожжённых приношений» и «Ужаса Амитивилля». Джеймс Уэйл, словно в соответствии с эстетикой Клары Рив, требовавшей непременно наличия морали в страшном произведении, обличает людские пороки. Страх перед зверем на чердаке, делающим его ужаснее, чем он есть, является причиной трагических происшествий. Также и угрюмый дворецкий Морган (в его роли культовый английский актёр Уильям Генри Пратт, тогда уже взявший экзотический псевдоним Борис Карлофф) нужен семье именно за тем, чтобы справляться со своим тщательно охраняемым секретом. Но ирония в том, что Морган в пьяном состоянии не менее опасен, чем таинственный жилец и к тому же обладает огромной физической силой.

Джеймс Уэйл совмещает готические традиции не только с современным материалом, но и с гротеском. Обитатели замка обладают трагикомической внешностью, эксцентричными манерами, представляясь, словно в соответствии с фотогенией Деллюка, ожившими пороками людского общества. Для путников, решивших переждать грозу, встреча с ними своеобразное испытание. Смогут ли они объединиться ради общей цели и пережить страшную дождливую ночь?

Из всех “страшных” фильмов Джеймса Уэйла именно “Старый тёмный дом” оказал самое большое влияние на фильмы ужасов. Условно это экранизация романа современника Уэйла Дж. Б. Пристли «Застигнутый ночью». Условно – потому что режиссёр никогда не питал страсти к дословным экранизациям. Скорее он находил в литературных сюжетах близкие себе темы

Для современного зрителя, решившего посмотреть классический фильм Уэйла, многое покажется знакомым. Дело не только в том, что «Старый тёмный дом» стоит у истоков современного поджанра хоррора о нехороших домах. Злая семейка, вплоть до древнего дедушки, похожего на мумию, была заимствована Тоубом Хупером для своего шедевра «Техасская резня бензопилой». Американский постановщик пришёл в кино с университетской кафедры в киношколе и вряд ли мог не знать работу Уэйла. До сих режиссёры всех мастей создают атмосферу посредством темноты, грозы, мрачных тайн. Вполне можно сопоставить фильм Уэйла и с готическим шедевром Марио Бавы «Операция Страх», с той лишь разницей, что итальянский мастер значительно больше английского режиссёра работал в готическом жанре и вполне стал его кинематографическим отцом, пусть и опирался на достижения предшественников.

Как и в случае с «Человеком-невидимкой», более поздним фильмом Уэйла, сложно не заметить элементы нуара, прямого наследника немецкого экспрессионизма. Роковые женщины, сильные мужчины, не являющиеся образцами добродетели. Их появление в доме, словно вызов обществу, давно заведённым правилам среди членов семьи. Не хватает разве что криминального действия, более привычного для американского кино. Но очень скоро, буквально через 8 лет, выйдет «Незнакомец на третьем этаже», признанный первым классическим американским нуаром. Именно этот жанр станет основоположником итальянского страшного нуара, джалло, который появится в начале 1960-х гг. и до середины 1980-х будет доминирующим направлением в итальянском хоррор-кинематографе.