Должно быть, это рай (It Must Be Heaven), 2019, Элиа Сулейман
Стас Селицкий – о комедии Элиа Сулеймана
Если на минутку представить, что это фильм Вуди Аллена, то предмет разговора будет очень похож на то, о чем постоянно сетует знаменитый любитель джаза в своих киноработах. Свойственная Аллену скетчевая структура есть и в «Должно быть, это рай», хотя, кажется, что палестинский режиссер Элиа Сулейман должен быть от него дальше всех и формально, и идеологически. Но общего много: главный герой условно представлен самим режиссером, вокруг которого происходят незначительные и забавные события. Под его проницательность попадает и страх авиаперелетов, и половое влечение, и различие между поколениями. Ускользающая красота момента – едва ли не самое важное, на что падает его взор. У героя, как и у режиссера, есть выбор ― что показать, и как это интерпретировать. Сулейман чутко ощущает границу комедийного несоответствия ожиданиям ― например, в ресторане ему предлагают оценить бутылку красного вина, но на ней нет ни этикетки, ни каких-либо опознавательных знаков. Остается только развести руками, ведь наш герой, в отличие от Аллена, говорит за редким исключением.
Кадр из фильма “Должно быть, это рай”
«Должно быть, это рай» кажется чуть более остроумным и интеллектуальным, чем диалоговые комедии. Говорить здесь особо не о чем и не с кем ― сперва это непривычно, затем понятно, а после уже интересно. Тем самым Сулейман доказывает, что абсурд не только у него, он повсюду, стоит лишь немного задержаться и посмотреть по сторонам. Это так просто, что ему даже не нужно заявлять в голос о мире вокруг и трудности существования в нем. Он не стремится быть центром повествования. Его рассказ ― в первую очередь, личное наблюдение. А болтание лучше оставить всяким пижонам, либо заблудшим странникам, чей рассудок затуманен. Многие люди на протяжении фильма обращаются к герою, но ответ им не нужен. Сулейман не высокомерный мизантроп, для этого он слишком светел и открыт. Он не отворачивается, хотя и красноречиво выкатывает глаза.
Сознательное молчание ― безусловно, отличное решение, работающее на контраст тихого человека в громком мире. Также это дает возможность осмыслить увиденное. Ничего не отвлекает и не тянет одеяло на себя. Однако, чтобы сохранить динамику полуторачасового кино, сцены приходится все сильнее растягивать, а смыслы размазывать. Образ Сулеймана ― приятный на вид интеллигент без выраженного этнического орнамента. Мужчина никуда не торопится, курит на солнечных верандах, пьет под зонтами летних кафе. Но он все-таки не актер, и к концу особенного заметно, что при помощи мимики он отрабатывает всего пару эмоций. Сулейман пытается сделать бедность выражения своим козырем, показывая тотальную общность в мировом театре абсурда. Что в итоге выходит ему боком ― в некоторых сценах он выглядит еще глупее, чем другие, растерянные люди.
«Должно быть, это рай» кажется чуть более остроумным и интеллектуальным, чем диалоговые комедии. Говорить здесь особо не о чем и не с кем ― сперва это непривычно, затем понятно, а после уже интересно
Фильм состоит из путешествия человека сквозь действительность, полную ритуалов, анахронизмов и современного гротеска. Сулейман не видит существенных различий, что в Европе, что в Америке, что на Ближнем Востоке. И не призывает их искать, сопоставляя грани родной культуры. Арабские шлягеры, сделанные по западным лекалам, и коренная молодежь на дискотеках соседствует с жесткими традициями, которые даже он понять не в силах. С учетом посещения Назарета, Парижа и Нью-Йорка наибольший дидактический интерес вызывает именно родина режиссера. Во-первых, тут его дом, а, во-вторых, по его разрозненным подсказкам интересно разгадать все особенности здешнего менталитета.
За весь путь Элиа обронит только пару фраз, сжалившись над работягой-таксистом, где станет понятно, что тема национальности и родины для него так важна, что тут уже не до шуток. «Никогда не видел настоящего палестинца» ― отвечает таксист. Собственно, да и смотреть тут не на что. Предрассудки все только портят. Сулейман доказывает, что чувство хорошего вкуса и логика не зависят от того, кто ты. В конце концов, много ли еще людей могут показать шутку, а не рассказать ее?
