The dreams inferno
Однажды в… Голливуде (Once Upon a Time … in Hollywood), 2019, Квентин Тарантино
Антон Фомочкин – о новом Тарантино
В былое «Однажды» проникает так же, как работа одного из главных героев – каскадера Клифа Бутса (Питт) – в ремесленнические страдания Рика Далтона (ДиКаприо). Опосредованно. Если и вмешивается, то нужно приглядеться, чтобы это заметить. Тарантино использует профессию трюкача, оттягивающего травмы (и кое-что похуже) от кинозвезды, как концепцию взаимодействия своего вымысла с реальностью. Тлетворные исторические процессы — стечение обстоятельств, что могли бы произойти где угодно и когда угодно, если бы не одно “но”. Любое “но” для режиссера нивелируется ультимативным магическим свойством кинематографа, который есть лекарство от всех болезней, а порой сила, способная напалмом спалить все погрешности. За этой завесой не заметны ни алкогольные или наркотические зависимости, ни нервные срывы или истерики, остающиеся в стенах маленького вагончика с тонкими стенами.
Кадр из фильма “Однажды в… Голливуде”
В любовании средой проходит первая треть фильма, медитативное путешествие по полупустым дорогам близ Лос-Анджелеса. Свет фар вместе с машиной петляет меж полос на пути к старому, но верному потертому трейлеру поблизости от автокинотеатра, такому же верному и родному, как коричневого окраса питбуль, что терпеливо ждет хозяина в нем. Песни конца шестидесятых сменяют друг друга, сталкиваясь на радиоволнах, а привычная для автора интенсивная болтовня сходит на нет. Ненадолго появляется новый Тарантино, для которого образ и символ – важнее слова. Всласть выговорившись в своей прошлой избыточной “Восьмерке”, где наработанные годами приемы ржавели на глазах под падающими хлопьями снега, он снова постигает прелесть молчания, наполненного давным-давно написанными предложениями, ставшими ротационными хитами. “Однажды” это многоточие: необязательные съемочные зарисовки, случайные визиты и встречи, многообразие которых способно сбить столку и провести поодаль от авторской речи.
Насмотренность постановщика позволяет органично поместить двух выдуманных героев в контекст реальных имен. ДиКаприо оказывается внутри “Большого побега” вместо Стива МакКуина, затем становится лицом нового вестерна Серджио Корбуччи. Малые вещи в силу своей замкнутости наиболее убедительны для симбиоза запечатленного и вымысла. Перевоплощение в “злого Гамлета” на съемках эпизода сериального вестерна с Джеймсом Стэйси – внушительный отрезок. Он важен в определении незначительного, на примере которого происходит движение к своеобразному перерождению Рика Далтона, запутавшегося в своей карьере. Недаром в пику ему монтируется эпизод на киноранчо Спэна, когда из схожего “ничего” высекается саспенс, а сцена обретает полноценную драматургию, достойную отдельного фильма.
За витальностью съемочного процесса, закадровым голосом, перечислением популярных имен и юмористическими эскападами о закате карьеры зритель способен и не заметить главного, восприняв размашистое полотно как комедию о сложностях голливудского производства
Насколько объемны люди на экране там, где можно дать волю фантазии, настолько Тарантино оказывается скован под тяжестью монументальных фигур где-то в отдалении, по соседству. Даже минутные появления тех или иных персон, за которыми тянется шлейф полноценной маски, тяготит кадр, переводя фильм в категорию гротеска с париками и игрой в эпоху (а ведь проблем с аутентичной вещевой средой до того не наблюдалось). И если пересмотр Шерон Тейт на большом экране ее собственной работы – умилительная виньетка, то появление Брюса Ли (заходящегося в карикатурном оре разъяренной кошки) не походит на любовное уважение, коим, казалось, должна быть проникнута сцена.
За витальностью съемочного процесса, закадровым голосом, перечислением популярных имен и юмористическими эскападами о закате карьеры зритель способен и не заметить главного, восприняв размашистое полотно как комедию о сложностях голливудского производства. На деле же Тарантино подводит к печальному осознанию – если в мире грез происходит кошмар, он не заканчивается на титрах. А если в этот миг, что случился “однажды” наступит сказка, она завершится, стоит только включить свет.
