Служанка-Госпожа
Чтица (La lectrice), 1988, Мишель Девиль
Армен Абрамян рассказывает о комедии французского режиссера Мишеля Девиля
Констанс настолько погружается в реальность читаемого ею романа «Чтица», что начинает идентифицировать себя с его героиней – Мари. А Мари, в свою очередь, растворяется в фантазиях своих клиентов. Сами клиенты, возможно, являются не персонажами обозначенного романа, а художественными проекциями обыденной каждодневности Констанс. Вполне же допустимо, что и сама Констанс – одно из многочисленных действующих лиц того самого сочинения, в котором молодая девушка Мари за плату читает желающим книги на дому: от поэзии Бодлера и фривольной прозы Мопассана до трудов Ленина и Маркса.
Кадр из фильма “Чтица”
Показательный образчик для Мишеля Девиля, склонного воспроизводить действительность через природу сновидения на стыке различных визуальных и драматургических форм. Собственно, девилевское мультижанровое творчество можно поделить на сны сладкие вроде «Медведя и куклы» или на сны дурные («Перепутав все кары», например). «Чтица», как одна из лучших работ классика, улавливает те кратковременные зазоры пугающего бодрствования и сахарной дрёмы, через которые персонажи познают свой внутренний мир, свой социальный статус и соотношения одного с другим. Проводником в этом важном акте самопознания является мировая литература, озвучиваемая приятным, интонационно богатым выразительным голосом Миу-Миу. Известная актриса естественно и раскованно воплощает образ чистого листа, на котором каждый из заказчиков рисует интересующий его узор. С каждым из них связана отдельная история с особым стилистическим решением и неповторимой жанровой тональностью. Оттого цельное кино, при беглом взгляде, кажется сборником разрозненных новелл, объединённых только участием одной и той же героини. Но ведь и героиня эта всегда «разная» и статус её перед клиентами разнится от покорной служанки – до властной госпожи. И сами новеллы не чередуются, а вырастают одна из другой, чтобы в итоге смешаться с третьей и трансформироваться чем-то новым в четвертой.
Даже в мрачных работах Девиля много юмора. Даже в его целомудренно-семейных сюжетах находится место эротическим сценам. Концентрация на сексуальном и чувственном – не только непременная атрибутика авторского почерка, но и постоянный двигатель характеров девилевских персонажей. «Чтица» – не исключение. Более того, в данном случае, визиты героини приравниваются к сеансу у психоаналитика, а процесс чтения текста и его восприятие слушателем сопоставимы с интимной близостью. Обладать Мари, в той или иной степени, хотят все её клиенты. В той или иной степени, она стремится их всех удовлетворить. Но не потому, что клиент всегда прав, а сама она такая легкомысленная. Становясь участницей предлагаемых ей ролевых игр, Мари с (не меньшей, чем её клиентура) жаждой, приобщается к тому, о чём раньше она могла только мечтать…читая книги. Для кого-то чтение – это диалог с вечностью, а для кого-то – способ ухода от действительности. А действительность у всех откликнувшихся на оригинальное объявление оставляет желать лучшего.
Даже в мрачных работах Девиля много юмора. Даже в его целомудренно-семейных сюжетах находится место эротическим сценам. Концентрация на сексуальном и чувственном – не только непременная атрибутика авторского почерка, но и постоянный двигатель характеров
Лучшего (острого, неожиданного, нескучного, занимательного) хочет и Мари, исполняя и предугадывая причуды своих нанимателей. Многое из желаемого ими выходит за границы собственно чтения, а порой и вовсе никак с чтением не соотносится. Но литература остаётся вежливым поводом к знакомству с греховным, социально-одобренным предлогом к познанию запретного, платонической прелюдией к нарушению норм пуританской морали…Пожилая генеральша млеет от суждений Маркса и Толстого. Юный инвалид оргазмирует от рассказов Мопассана. Неказистый бизнесмен средних лет утоляет одиночество через пикантную прозу Дюрас. Маленькая богачка компенсирует материнское невнимание слушанием о путешествиях Алисы в стране чудес. Когда почтенный судья просит продекламировать порнографические отрывки из Де Сада, Мари делает остановку, скорее всего, интуитивно почувствовав (нежели чётко осознав), что эта дорожка заведёт её в такие дебри, из которых выбраться будет проблематично.
Не случайно, что «бунт» фантазёрки случился именно на «120 днях Содома» легендарного мыслителя, где вынесены за скобки и наглядно расставлены акценты в людских доминантно-зависимых взаимоотношениях. Это уже не беспокойная дремота, не таинственность недоговорённостей, а сухая инструкция по применению. Такого и в жизни сверх всякой меры. Мари же влечёт загадка, она томима озорством приключений госпожи, находящейся в услужении у рабов несбыточного и недозволенного. Или, это просто не «её» книга. Девиль далёк от нотаций или насмешек всезнающего интеллектуала. Путешествие Констанс в суть характера Мари – это всего-то иллюстрация путешествия читателя в книгу.
