Дом, который построил Джек (The House That Jack Built), 2018, Ларс фон Триер
Анастасия Плохотина – о новом Триере
Когда Триер общается со своей публикой, ладного разговора не выходит заочно. Сразу же находится чувствительная женщина в прединсультном состоянии, не выдерживающая киноязыка пассивной агрессии, парочка, ощутившая острую ноющую боль в области гениталий из-за внеочередной сцены с повышенным градусом натурализма, рыдающий на заднем фоне ребёнок (возможно, чей-то внутренний). И так уж складывается, что за каждой очередной исповедью режиссёра- скандалиста закрепляется “оболочечная репутация”.
Триеру любят ставить диагноз по маске, а большинство его лент в информационном пространстве описываются шапочно, пафосно и брутально, как будто “Антихрист” – фильм про клитор, а “Меланхолия” – про то, как Кирстен Данст помочилась на поле для гольфа. Этот имидж убивает специфическую чувственность, нежность и открытость цикла историй Ларса о том, как тяжело человеку жить в социуме, не принадлежа ни данному социуму, ни самому себе.
Идут пилигримы. Ристалищ и капищ мимо. Прошли бы и мимо Джека, но, вестимо, мимо него вообще нельзя пройти. Он всегда был здесь, как только первый в истории мироздания человек взмахнул косой, чтобы обдать земную твердь запахом кровоточащей травы. Джек жил в каждом ребёнке, который калечит животное в деструктивном периоде становления личности, бывал с вами под одним пледом, когда вы ещё считали мастурбацию своим личным изобретением, и подглядывал за вашим туповатым выражением лица, когда вы силитесь оттереть въевшееся пятно от белоснежного костюма.
Кадр из фильма “Дом, который построил Джек”
“Дом, который построил Джек” – гигантский собирательный образ. Настолько большой, что Триеру приходится прибегать к цикличности, несколько раз обращаться к одной и той же системе символов и даже избыточно пояснять сущность главного героя в формате утешительной лекции. Утешительной во многом потому, что обсессивно-компульсивное расстройство – это ВИЧ современности, который мало кто освещает и тем паче мало кто собирается лечить. Об этом либо знают все, либо ничего. Такие пациенты живут внутри гигантского муравейника и методично продолжают перетаскивать свои палочки и веточки в общую кучу, просто находясь в тошнотворной и нелепой борьбе с постоянным зудом в области психики. В конце концов, она либо с хрустом перемалывается жерновами ОКР в порошок, высыпаясь за пределы бытия, либо превращается в балладу о неутолимом неврозе.
Это не Билли Миллиган и его весёлые личности, которых увлекательно наблюдать и подсчитывать. ОКР представляет малый интерес для большого экрана и вряд ли легко вступает в симбиоз с эффектностью. Триер показывает пресную картинку, какую-то “слишком обычную”, чтобы рядовой гражданин испытал восторг от академичности подхода и педантичности разбора каждого острого камня на пути Джека. Конечно, привычно красочный и роскошный финал с лёгкостью оттеняет бытовую скуку и сбор анамнеза двух третей фильма, но не изживает вопроса – зачем кому-то идти за Джеком? Что интересного в надменном мужчине средних лет, который подобно старику с патологической обстоятельностью продолжает плести бредовые теории из крупиц своего кругозора?
Это гигантский собирательный образ. Настолько большой, что Триеру приходится прибегать к цикличности, несколько раз обращаться к одной и той же системе символов и даже избыточно пояснять сущность главного героя в формате утешительной лекции
Мы все на этом поле. Мы все видим одну картину. Загорелые, поджарые мужчины чётко и синхронно делают замах косой. Воздух наполняет кислый запах травы. Но одни, зажмурившись, вспоминают первый поцелуй и легкость в животе, а другие пытаются вытащить острие косы из грудины, из-за мечевидного отростка, из костей своего позвоночника, из глазных яблок, которые едва не лопнули, завидев очередное сверкание металла в лучах солнца. Мы стоим на одном поле, и двинемся дальше вместе, но проживаем разные эпохи. Феномен параллельных миров, если хотите.
Джек привлекателен. Он неидеален, не является суррогатом медийного убийцы с улыбкой на миллион. Он честен, потому что любая его попытка солгать пресекается у самого корня невидимым собеседником. Он – антихрист, впавший в меланхолию. Он – психопат, который вышел за рамки учебника. А слезы психопата, теперь вы это знаете, дорогого стоят.
