Золушка (Cinderella), 2015, Кеннет Брана, заметка
Глеб Шашлов благодаря новой “Золушке” возвращает себе детство и веру в добро.
Девочка Элла в детстве дружила с мышками, говорила по-французски, позитивно смотрела на мир и училась быть сильной и верить в добро. Увы, не помогло от житейских невзгод: после смерти матери отец женился на вдове с двумя прицепами и сам сгинул на чужбине. Стареющая мачеха осталась без доходов, да еще падчерица крутится рядом, красотой и невинностью напоминая о собственном увядании и собственной желчности. Безотказную девушку низвели до положения слуги, ведь стоит проявить христианские добродетели, как тебе мигом сядут на шею, но фея-крестная, разнородная волшебная фауна и прекрасный принц исправили положение.
В наше время практически ни одна сказка не обходится без подтекстов и деконструкций – даже, скажем, спящая красавица обросла “Малифисентой” и рассказала скорее о любви материнской, оставив мужика почти за кадром. А уж “Золушка” как самая эталонная сказка подвергалась разного рода надругательствам едва ли не чаще всех. Тем удивительнее, что новая диснеевская версия всем известной истории представляет собой канон as is. То есть совсем – никакого постмодернизма, никаких интерпретаций, никаких неожиданностей. Карета из тыквы, скакуны из грызунов, хрустальные туфельки, “все могут короли” и все такое. Надо иметь запредельную наглость, в общем-то, чтобы выдать такой подход на полном серьезе в 2015 году, кино, смотрящееся почти как мультфильм, сделанный еще при Уолте, и надо быть студией “Дисней”, чтобы получилось. Находок нет (ну не считать же политкорректного цвета телохранителя, одетого как Джанго, находкой) – а может, и не стоило? Есть некая подкупающая честность в прямолинейности сказки. Ощущение родом из детства, когда в это самое добро хотелось верить – и не нужны опостылевшие подтексты, навязчивая мораль или модный феминизм. Можно просто порадоваться за Эллино девичье счастье, ну и конечно, за Ричарда Мэддэна – последний раз, когда он пытался жениться по любви, ему, в конце концов, отрубили голову и пришили волчью.
